Читать книгу "Семь звезд - Ким Ньюман"

Преподобный Бартоломей Хаскинс, приходской священник Ангельских Дюн, остановился перед распахнутыми воротами Долины Ангелов. Его ботинки тотчас погрузились в грязное месиво, покрытое тонкой коркой льда. Хаскинсу вдруг показалось, что по жилам бежит не кровь, а ледяная вода, и через мгновение он уже не мог пошевельнуться. Где-то совсем близко загудел рой насекомых. Священник безошибочно узнавал это мерзкое жужжание.

Слух Бартоломея заранее был настроен на такие звуки, хотя Хаскинс прекрасно понимал, что для ос в этом году уже не сезон. Дело в том, что достопочтенный священнослужитель с детства панически боялся насекомых; его сестра Джейн умерла в младенчестве от аллергии на осиные укусы, и врачи опасались, что у Бартоломея может проявиться такая же повышенная чувствительность на яд этих тварей. Однако сейчас причиной страха пастора стала трость, которую он по невнимательности воткнул в самую гущу осиного гнезда и тем самым привел рой насекомых в бешенство. Мальчишкой он умолял Джейн о прощении. Повзрослев, Бартоломей продолжал жить с испепеляющим чувством вины, от которого не было избавления.

— Барт, в чем дело? — окликнул друга Сэм Фаррер.

— Все в порядке, — солгал фермеру Хаскинс.

В дальней части Долины Ангелов простиралась небольшая рощица. На берегу мелкого пруда росли четыре вяза, так близко друг от друга, что их корни и ветви туго переплелись. Сэм Фаррер держал там стадо овец. Как только Сэм закрыл ворота, овцы сгрудились вокруг хозяина. В конце поля, ближе к роще Хаскинс заметил неподвижные белые бугорки. Над ними кружил осиный рой.

Мерзкие, отвратительные твари.

Усилием воли Хаскинс заставил себя пойти за фермером. Он шел съежившись, не чувствуя ног, и думал только о непонятном враждебном чувстве, нарастающем в нем с каждым шагом.

— Барт, я никогда не видел ничего подобного, — сказал Сэм, — ни разу за пятьдесят лет жизни на ферме.

Фаррер с трудом пробрался через стадо и присел возле одного из холмиков, по привычке голой рукой отмахиваясь от гудящих ос. Хаскинсу показалось, что земля медленно уходит из-под ног. Мгновение — и по ладони Сэма уже ползало мерзкое насекомое; при виде этой картины у священника судорожно сжался желудок.

Неимоверным усилием он переборол страх и присел рядом с другом. Холмик оказался мертвой овцой. Сэм поднял с земли ее морду, покрытую густой шерстью, и повернул к свету. Лицо священника стало мертвенно-бледным, когда он увидел перед собой зверски изуродованное животное. С одной стороны из-под мяса виднелись кости черепа. Верхняя губа, щека и половина носа разорваны в клочья.

— Такое впечатление, что это кислота.

— Тогда, может, лучше не трогать?

— Да, ты прав.

Сэм опустил голову животного на землю. Он нахмурился, и морщины на его лице стали глубже.

— С остальными то же самое. Смотри, какие на шкуре странные следы.

С тела мертвой овцы свисали клочья, по форме чем-то напоминающие руны.

Такое можно сделать только либо оружием, либо раскаленным железом. Кожа и мясо были вырваны или съедены.

— После беды с тетей Розой отец больше никогда не держал скот в Долине Ангелов. Ты, конечно, знаешь эту историю. Она произошла в семьдесят втором, до моего рождения, и от меня ее долго скрывали. Все случилось именно здесь.

Осы вернулись. Мысли путались в голове Хаскинса.

— В Долине Ангелов всегда происходили странные вещи. Раньше на этом месте стояла каменная конструкция, очень похожая на Стоунхендж, только чуть меньше. Но сразу после несчастья с Розой дед снес ее и разбил вдребезги. Естественно, последовало много шума и возражений, однако земля принадлежит Фаррерам, и умники из Лондона ничего не смогли сделать.

О камнях, которые стояли несколько тысячелетий, теперь напоминала только вмятая в землю трава. Все мертвые овцы лежали внутри кольца.

Хаскинсу показалось, что насекомые тоже собрались в центре круга. Не только осы, но и мухи, пчелы, шершни, муравьи, жуки. Жужжание крыльев напоминало звук пилы, а омерзительную какофонию дополнял скрип острых челюстей, хлюпающие на жалах сгустки спекшейся крови, шуршание усиков, шорох несметного числа ножек.

Бартоломею было и жутко, и в то же время стыдно за свой страх. Рано или поздно Сэм заметит охвативший его ужас. Но пока фермера больше занимали собственные проблемы, и он ломал голову над тем, что могло приключиться с овцами.

— Честное слово, Барт, даже не знаю, кого вызывать — ветеринара или полицию.

— Это не болезнь, — отозвался Хаскинс, — кто-то действовал умышленно.

— В голове не укладывается, но, пожалуй, ты прав.

Сэм встал и взглянул на оставшихся в живых овец.

В их поведении и облике не было ничего необычного или нездорового. Однако отрывистое блеяние казалось каким-то неестественным, как будто животные увидели привидение. Раз уж даже овцы чувствовали что-то неладное, значит, здесь и вправду есть над чем задуматься.

Хаскинс осмотрелся, окинув взглядом место, где раньше лежали камни. Тела животных образовали маленький круг внутри большого, практически по центру. А в середине возвышался еще один бугорок, свернутый как-то по-другому.

— Сэм, а это еще что?

Фермер подошел ближе.

— Точно не из моего стада, — отозвался он.

Бугорок был накрыт чем-то вроде шкуры. Насекомые облепили его толстым слоем, но тут же зашевелились, как будто там лежало нечто живое. Хаскинс едва подавил приступ тошноты.

Шкура дернулась — и черное облако ос взмыло по спирали вверх. Барт с трудом сдержал крик.

— Оно двигается.

Шкура съехала на бок — и из-под нее показалась маленькая рука.

— Господи Боже, — прошептал Сэм.

Хаскинс встал на колени и сорвал шкуру. Собственно, это была и не шкура, а шерстяное одеяло, покрытое коркой грязи с прилипшими частями насекомых.

Яркие лучи солнца упали на огромные, похожие на кошачьи, блестящие глаза. Существо пронзительно закричало. В душераздирающем визге раздавалось что-то животное и что-то человеческое. На мгновение Хаскинсу почудилось, будто он снова слышит предсмертную агонию сестры.

Существо оказалось грязным ребенком. Маленькая девочка лет восьми. Туго завернутая в одеяло, она напоминала мумию: и одежда, и лицо, и руки — все вымазано землей. Ноги были босыми, а волосы завязаны сзади серебристой лентой.

Ее глаза еще не привыкли к яркому свету; девочка беззащитно моргала и ни на секунду не переставала кричать.

Хаскинс похлопал ребенка по плечу, стараясь успокоить. В ответ девочка зашипела и оскалила острые белые зубы. Барт не узнал ее, но черты лица, глаза, форма рта показались ему очень знакомыми.