Читать книгу "Нихт капитулирен! - Сэй Алек"

08 ноября 1938 г., около полудня

Рейхсканцлер и фюрер германской нации, Адольф Гитлер, порывисто поднялся со своего места и принялся энергично прохаживаться вдоль стола, за которым сидело несколько самых могущественных людей Третьего Рейха: Генрих Гиммлер, Рейнхард Гейдрих, Вильгельм Фрик, Йозеф Геббельс, Вильгельм Канарис, Генрих Мюллер, Рудольф Гесс, Вильгельм Кейтель, Вальтер фон Браухич и Герман Геринг. Гитлер мерил шагами свой кабинет около минуты, наконец подошел к окну, резким раздраженным движением отдернул портьеру и невидящим взглядом уставился на улицу.

— Если это шутка, то не смешная, — процедил он и вдруг развернулся, уперся полным ярости взглядом в шефа СД и заорал: — Я не позволю вам делать из себя идиота, Гейдрих! Слышите?! Ни вам, ни кому-то другому!!!

— Это не шутка, мой фюрер, — Рейнхард Тристан Гейдрих выпрямился во весь свой немалый рост и спокойно встретил бешеный взгляд Гитлера. — Я могу это доказать.

Канарис поглядывал на группенфюрера с едва прикрытым злорадством, остальные (быть может, за исключением Геббельса и Гесса) косились на его бывшего сослуживца[1]с некоторым недоумением, гадая, какую игру он затеял, что настолько рискует. Рискует, выставляя себя дураком, рассказывая фантастические бредни фюреру, навлекает на себя его гнев – для чего? Какие доказательства своего смехотворного убеждения измыслил этот изощренный и неординарный, что признавали даже враги, ум? Зачем срывать совещание о «народной мести» за Рата?[2]

Глядя в спокойные, с хищным прищуром голубые глаза группенфюрера, на его вытянутое индифферентное лицо, отмечая всю ту уверенность, которой дышала, казалось, долговязая фигура Гейдриха, Гитлер тоже начал успокаиваться.

— Вот как? — рейхсканцлер криво усмехнулся и проследовал к своему месту. — Интересно было бы узнать, каким образом вы намерены это сделать, партайгеноссе.

Последнее слово он произнес чуть ли не с издевкой.

По тонким губам шефа СД скользнула мимолетная улыбка – он словно предвкушал эффект.

— Рейнхард, что это? — хохотнул вольготно развалившийся в своем кресле главком Люфтваффе, разглядывая серебристую плоскую коробочку, которую Гейдрих извлек из своего портфеля и положил на стол. — Пудреница? Не знал, что ты используешь косметику.

На лицах собравшихся появились усмешки.

— Нет, Герман. Это… патефон.

— Размером с ладонь? Маловат. — Геринг не выглядел заинтересованным. Более того, он не выглядел заинтересованным демонстративно. — Да и пластинку поставить некуда.

Гейдрих прикоснулся к поверхности коробочки, и из нее полилась… полилось… музыкой это назвать можно было лишь весьма условно – скорее уж грохотом в кузнечном цехе под аккомпанемент циркулярной пилы. Гитлер скривился, как от зубной боли.

— Что это такое? — рявкнул он.

— Музыка, мой фюрер, — шеф СД (да и, заодно, ЗИПО[3]) пожал плечами. Из коробочки, под непрекращающуюся какофонию, раздался грубый, лишенный мелодичности, но мужественный голос солиста про… Ну, наверное все же пропевший «Du… Du hast…», и Гейдрих добавил: — Музыка и песня.

Вновь дотронувшись до коробочки своими длинными и тонкими, как у пианиста, пальцами, Гейдрих заставил прекратиться эти чудовищные звуки.

— Предлагаю послушать что-то более приятное, мой фюрер, — руку с «адской машинки», как ее про себя окрестили все присутствующие, Рейнхард не убирал. — Радио, например. Сейчас как раз должны передавать оперу Вагнера…

— Это еще и радио?! — проняло даже Геринга, моментально представившего перспективу использования таких «патефонов» в авиации. Да и в остальных частях Вермахта и Кригсмарине тоже. — Как далеко действует? Можно использовать как передатчик? Как скоро можно наладить выпуск и какие мощности экономики[4]для этого требуются?

— Нет, это просто радиоприемник, совмещенный с проигрывателем музыки, — ответил Гейдрих, и, выждав секунду, специально, чтобы полюбоваться вытянувшимися от разочарования физиономиями товарищей по партии, выложил на стол что-то совсем уж маленькое и плоское, черного цвета. — Рация – вот.