Читать книгу "Парадокс Ферми - Феликс Разумовский"

Когда оставили позади московскую суету и выехали на трассу «Дон», Петрович строго посмотрел на пассажира, доставшего было пачку «Салема»:

— Ты это, Андрей Владимирович… извини, но здесь не курят. Сырок вон лучше творожный возьми, водички попей… Из своего колодца, лично на анализ возил. Ты себя береги.

— Чёрт, тёзка, извини, — спохватился пассажир, кивнул и виновато улыбнулся. — Я ведь совсем забыл, что тебе лёгкое ещё в Афгане… — Подумал, взял сырок и зашуршал обёрткой. — Грустная история, вся та война.

Во-первых, скажи мне что-нибудь такое, чего я не знал. Во-вторых, Петровича жутко раздражало, когда сокращение «Афган» этак фамильярно употребляли те, кто не имел на то никакого права, ибо даже отдалённо не нюхали, чем пахло «за речкой». А в-третьих, история, в которую Петрович влип сейчас, запросто могла оказаться едва ли не круче той, давней.

Всё началось где-то с неделю назад, когда взяли Осю Яковлевича, хозяина фирмы. Взяли крепко, причём не с Петровки, а с Лубянки. Вот так, ещё вчера у человека было, можно сказать, всё, причём всё своё. Штук сто фур, из них половина рефрижераторы, долгосрочный договор аж с целым «Даноном» на развозку творожков и йогуртов по всей стране… И вот вам пожалуйста, весь этот налаженный мирок летит в тартарары. То ли проблема с «крышей» возникла, то ли рейдерский наезд, то ли очередная игра в законность… хрен их там разберёт. Однако Ося Яковлевич на то и есть Ося Яковлевич. Через три дня он вышел и первым делом позвал к себе в кабинет Петровича: «Андрюша, дорогой, слушай сюда».

Конечно же дорогой. Столько лет, столько зим вместе. Ещё со времен парткомов, талонов, генсеков и «Совтрансавто». Ося Яковлевич, помнится, и тогда командовал парадом, а Петрович жал себе на «вонючку»,[1]держал верный курс да крутил руль… Сколько времени утекло, а по сути переменилось только одно. Раньше они жили для будущего, а теперь — сугубо настоящим.

«Так вот, Андрюша. — Ося без предисловий взял быка за рога. — Через два дня поедешь с салфетками в Краснодар, обратно возьмёшь консервацию в собственном соку. Поедешь без напарника, но, — тут он тяжело вздохнул, — с пассажиром. Кое-кто там, — он ткнул пальцем в потолок, — решил посмотреть, что творят на дорогах наши менты. После чего сделать организационные выводы. Покажешь им Андрюша? Покажешь всё, как оно таки есть?..»

В картавом голосе звучала бессильная злость, замешенная на ненависти и надежде. Может, ещё пронесёт, может, всё ещё обойдётся…

«Да не вопрос, Осип Яковлевич, с салфетками-то что ж не поехать, — кивнул Петрович. Как все матёрые дальнобойщики, он любил возить чипсы, гигиенические прокладки, туалетную бумагу и прочее в таком духе — чтобы товара под потолок, а веса никакого. И машине легко, и дорога не разбивается, и взятки не надо платить, чтобы права в кармане остались.[2]— А пассажир-то хоть кто? С чем его едят?»

«Кто-кто, какой-нибудь хрен в пальто, — скривился Ося и погладил себя по плечу, изображая погон. — Очередной Чапай, который будет думу думать… — И стремительными движениями карточного фокусника отсчитал купюры. — Вот тебе на ментов, вот на „дрова“,[3]вот на житьё-бытьё. Не жмись, я тебя прошу, Чапаева этого корми в приличных местах, а заскучает, уж ты девку подгони самую классную… А главное, Андрюшенька, язык не распускай. Если всё выгорит — вернёшься, новый „Кактус“[4]дам, печенье „Мария“ до пенсии будешь возить… Ты меня знаешь, я за свои слова отвечаю…»

«Не волнуйтесь, Осип Яковлевич. — Петрович взял деньги и ободряюще кивнул. — Прокатим пассажира!»

И вот разговор обрёл материальное продолжение. Знакомая до каждой выбоины трасса, верный красный «Глобик»[5]да сидящий справа немногословный попутчик. Крепенький такой мужичок, явно бывалый, не суетный в движениях, с весьма располагающей рожей. В общении простой, первым предложил быть на «ты» и повадился величать Петровича тёзкой. Так посмотреть — рубаха-парень, свой в доску. Но если знать… нет-нет да сквозит — матёрый зверь, хищный и ловкий. Из тех, кому случалось рвать людям глотки. Сейчас, правда, сытый и не опасный. Однако Петрович с первой минуты знакомства положил себе держать ухо востро.

Обойдя пыхтящий «КамАЗ», он включил круиз-контроль и поудобнее устроился в кресле. Впрочем, шведское кресло в любом положении нежно баюкало водительские внутренности и позвонки. Петрович очень любил никогда не подводивший тягач и лишь досадливо мрачнел, наблюдая, какими сиротками, причём год от года всё больше, смотрелись на дороге изделия отечественного автопрома. Спрашивается, на что мы когда-то устраивали шведам Полтаву, а немцам — Сталинград, если теперь у них «Вольво» да «Мерседесы», а у нас — «КамАЗ»?.. «Хорошо бы у Оси Яковлевича всё рассосалось, он мужик не гнилой. А насчет „Кактуса“ ещё надо будет подумать. Оно мне надо — шило на мыло менять?..»

Дорога между тем радовала. Погожий день, уверенный говорок двигателя, трасса «Дон», невесомые салфетки за спиной… А главное, в рации только предложения насчёт попутного груза да изредка далёкие голоса, значит, впереди всё спокойно. Это тебе не десять лет назад на дорогах бандитского в ту эпоху Поволжья, в гололёд, на «КамАЗе» да с перегрузом. Когда напарника мотает в гамаке, когда в любой момент могут появиться разбойнички, а чтобы запустить промёрзший двигатель, в солярку опускают зажжённую лампу от фары…

Ну вот, сглазил. В канале отрывисто раздалось:

— Мужики, внимание. За Ступино, где знак «семьдесят», машинка работает…

Петрович поймал краем глаза ухмылку пассажира и после Ступино сбросил скорость, однако не помогло — фуру всё равно остановили.

— Почему превышаем? — не представившись, спросил тощий лейтенант и показал радар, на котором красовалась весьма криминальная цифра. — Ну?