Читать книгу "Жизнь честных и нечестных - Елена Топильская"

Как всегда, в метро было людно, все толкались, но когда я подошла к эскалатору, весь народ куда-то исчез. Задумавшись, я стояла на едущей вверх лестнице, пока не осознала, что вокруг звенящая тишина, не слышно даже гула мотора, и никого рядом, кроме мужчины, стоявшего несколькими ступенями выше меня. Вдруг он повернулся и стал спускаться — я с ужасом увидела, что это Фредди Крюгер. Он улыбался и протягивал ко мне скрюченные пальцы, шевеля прикрепленными к ним ножами, и я в панике бросилась вниз по ступенькам, но вдруг ступени слились в ровное полотно, и я с бешеной скоростью заскользила по ним, падая в пропасть.

Меня спас телефонный звонок. Охрипшим со сна голосом я пробурчала:

— Слушаю.

— Здравствуй, любимая! — раздалось из трубки.

Я в панике оглянулась: муж спал — или делал вид? Не может быть, чтобы звонок его не разбудил. Прижав трубку к уху — у нас очень сильная мембрана, — я недовольно ответила:

— Доброе утро, что случилось?

— Версаче убили!

— Что — у нас в районе?!

— Нет, солнышко, в Майами.

— Это что — ночной клуб?

— Нет, птичка моя, это географическое название. Успокойся, это в Америке. А если серьезно, то лучше бы у нас убили Версаче. Только что на нашей территории расстреляли машину с Хапландом.

— А кто это? Фамилия знакомая, напомни.

— Ну ты даешь! Это начальник бюро регистрации сделок с недвижимостью. Стрелял автоматчик с крыши, уже нашли место и оружие.

— О Господи! Ну а я-то вам зачем? Там уже не протолкнуться небось от ваших и наших?

— Ну, в общем, перезвони дежурному. Привет! Но я не стала этого делать. Если понадоблюсь, сами найдут. А вот звонок меня взбодрил. Наш начальник уголовного розыска — душка: для каждой женщины найдет ласковое слово. А я у него прохожу по разряду «любимая женщина»: на каждом происшествии он первым делом осведомляется, причем очень громко: «А где моя любимая женщина?», чем приводит в замешательство тех, кто его не знает, и все начинают понимающе на меня посматривать, а тетки — так не без зависти, только зря. Кроме полнейшего взаимопонимания в вопросах раскрытия преступлений, ничего между нами нету.

Правда, мужу своему я никак не могу втолковать, что если кто-то называет меня любимой женщиной, это может быть просто шуткой, а не обязательно свидетельством измены.

Я живу с Игорем восьмой год, днем еще как-то его переношу, а вот ночью совсем тошно. Он это чувствует и бесится, орет, что, если я его не хочу, значит, трахаюсь на стороне. Я с негодованием это отрицаю, плачу от обиды.

Хотя, конечно, он прав — у меня есть любовник. Ошибка мужа только в том, что он путает причину и следствие: он думает, что я его не хочу, потому что у меня есть любовник, а на самом деле у меня есть любовник потому, что я не хочу мужа. И вот так всю жизнь: если кто-то из моих подруг заводит левые амуры, то у них это означает шампанское при свечах, лепестки роз в ванной и нежную любовь раскаявшегося мужа, когда он обнаружит правду и поймет, что своим невниманием довел жену до адюльтера. А я, как старый партизан, с риском для жизни выкраиваю время для свиданий, при этом смертельно боюсь, что в каблук моей туфли любящий муж засунул микрофон и мне будет предъявлено вещественное доказательство измены, после чего он приведет в исполнение смертную казнь.

У меня есть основания опасаться и того, и другого: и микрофона в каблуке, и смертной казни. Игорь работает криминалистом, специализируется на негласных методах наблюдения, а мастерство свое оттачивает в свободное от службы время. Во имя светлой цели сохранения семьи неоднократно прослушивал мои телефонные переговоры, и я не могла понять причин его осведомленности в моих женских секретах, причем вначале речь шла о вещах совершенно невинных: например, с некоторых пор он начал на дух не переносить одну мою приятельницу, и я терялась в догадках, что она такого совершила, а потом Игорь утратил бдительность и раскололся, что прослушал нашу с ней болтовню на тему ее терзаний — изменять мужу или нет — и с этого момента она перестала для него существовать как личность.

Любовник мой, как водится, оперативник. Ничто так не сближает, как совместная интеллектуальная деятельность. Наши отношения развивались по стереотипу: его прислали мне в помощь по убийству, и он стал совмещать приятное с полезным — некоторые опера вообще считают своим долгом переспать со следователем, если следователь — женщина, безотносительно к тому, нравится она или нет; как они сами говорят, «чтобы следователь лучше работал». Принялся вовсю обхаживать меня, не приезжал без шампанского, делал изысканные комплименты — и никакого фрейдизма. Пару раз он деликатно приглашал меня на свою конспиративную квартиру, то есть достоверно я не знала, что это за квартира, он рассказывал мне истории про уехавшую за границу тетю, чьей квартирой он пользуется с ее согласия, причем так, что жена о ней не подозревает, но уж больно это было похоже на «кукушку», а не на жилье, тем более, женское: скудная обстановка, только спальня прилично выглядела, а посуда — исключительно для кофе и спиртного. Но мне, честно говоря, было все равно.

Когда приглашение поступило в первый раз, была произнесена такая фраза: «Меня ты можешь не бояться». Я в ответ предложила ему посмотреться в зеркало и рассказать о том, что он не опасен, своей бабушке, если только он не импотент. Сразу он не стал меня уговаривать. А потом пригласил туда второй раз, объяснив, что хочет в спокойной обстановке попить со мной шампанского и поговорить, чтобы не мешали телефонные звонки и назойливые коллеги.

Я прекрасно понимала, чем это может закончиться, но тем не менее поехала. Однако мы попили шампанского, поговорили, причем очень интимно, и уехали. Расчет с его стороны был стопроцентный: во-первых, я убедилась в его порядочности, в том, что слово он держать умеет; во-вторых, я испытала разочарование от того, что он не пытался меня уложить в постель; даже если бы я этого не хотела, я бы все равно стала задавать себе вопрос — а почему он даже не попытался?

А у меня дома — ревность к фонарному столбу, каждый вечер выслеживания, кто же меня домой провожает, и никакие ссылки на любезных коллег не действуют. Один раз дошло до того, что Игорь натуральным образом попытался меня задушить: влетел в квартиру минут через пятнадцать после меня, как я поняла — из засады на неверную жену, и, не раздеваясь, прямо в ванную, где я, уже в халате, смывала тушь с ресниц. Схватил за горло и аж зашипел. Наш бедный сыночек шести лет от роду каждый раз, когда начинается «варфоломеевская ночь», уходит к себе рисовать. Господи, что же можно нарисовать, видя, как папа душит маму и называет ее проституткой?..