Читать книгу "Ворон. Тень Заратустры - Дмитрий Вересов"

На Никиту Всеволодовича Захаржевского, несостоявшегося дипломата, несостоявшегося деятеля советского кино, несостоявшегося предпринимателя, неожиданно свалились огромные, по нынешним его обстоятельствам, деньги. Пятьдесят тысяч французских франков выделил ему один впадающий в маразм князь-эмигрант на генеалогические изыскания. Тщательно все обдумав, Никита решил деньги эти употребить по прямому назначению – на то у него имелись свои резоны.

Маршрут по семейному дереву пролегал, в числе прочего, через город Лондон, столицу Соединенного Королевства. В библиотеке Британского музея случай свел его с профессором-русистом Делохом. Рыжеусый чудак, назвавшийся на немецкий манер «Георгом», прочитав на бланке Никитиного формуляра фамилию «Zakharzhevski», отчего-то впал в величайшее возбуждение, наговорил Никите кучу всяких непонятностей и затащил к себе в гости.

Разговор получился преинтереснейший.

А через несколько дней…

Когда Никита очнулся и слегка приоткрыл глаза, он обнаружил, что находится в большой, незнакомой ему комнате, на кровати.

Он тут же вновь закрыл глаза. Наверное, лучше еще ненадолго притвориться спящим…

Пусть те, кто уложил его в эту кровать, думают, что он еще не пришел в себя, и тем самым дадут ему время на то, чтобы обдумать свое положение.

– И где я? Идея? Идея нахожуся? – припомнил Никита фразу из старинного, еще времен Аркадия Райкина анекдота.

Ну, раз уж чувство юмора ему еще не изменяет, значит еще не все потеряно, – решил он про себя.

А и правда, где это он?

Последнее, что помнилось, – это пьяная компания в клубе «Рэт-Бэт-Блу» на Юстон-Роуд…

Самый пристойный гей-клуб во всем Лондоне, между прочим! По крайней мере, так его отрекомендовали в рисепшн отеля «Маджестик»…

Довольно известная группа играла превосходный ритм-энд-блюз в стиле Алексиса Корнера из самого начала пятидесятых годов. И даже губная гармошка у нынешнего, вызывающе юного мулата с дюжиной тонких косичек, что был у здешних музыкантов кем-то вроде пэйсмейкера, звучала совсем как у старика Сирила Дэвиса…

Синий дым стелился пластами, как перистые облака в горах Гималаев.

Гибкий педик извивался вокруг стриптизерского шеста…

Никита пил свое пиво и болтал с какими-то бритоголовыми туземцами в камуфляже и в черных кожаных фуражках… Как раз им про их фуражки и говорил – кабы были они последовательны в своем антиобщественном замахе, то надо было бы идти до конца и прилепить на околыши мертвую голову, а над ней – раззявившего пасть и раскинувшего лапки веером британского леву…

Скинхеды вроде как не сразу врубились.

Толи изъяснялся Никита по-английски недостаточно бегло, то ли лексики не хватало, чтобы адекватно выразить мысль… То ли скины были тупыми и пьяными.

Однако сидеть за столом в шапках, как говорила их домработница Клава, означает для русского человека одно – в шапках за столом сидят только басурмане.

А теперь вот еще и бритоголовые педики, что, по всей видимости, одно и то же!

– Пидорасы вы, вот вы кто, – по-русски говорил Никита англичанам.

А те скалились и гоготали, ничего не понимая.

А потом, на выходе из клуба, кто-то дал ему по голове…

Врезали чем-то тяжелым. Он не сразу потерял сознание и помнил, как его засовывали в багажник автомашины.

А потом, как это бывает в детских кошмарных снах, – хочешь закричать, а язык тебя не слушается, и хочешь побежать, а ноги и не бегут!..

Кто-то вошел.

Кто-то тихо так вошел, почти неслышно, но Никита почувствовал.

– Уже не спим? Уже проснулись и притворяемся, мистер Захаржевский! – чисто, с легчайшим прибалтийским акцентом произнес по-русски чей-то молодой голос.

Никита поморщился, изображая естественную реакцию напрасно потревоженного во время отдыха человека.

– Не спим! – радуясь своей правоте, заключил голос.

– Вы кто? – спросил Никита, размыкая глаза.

Над ним склонился один из давешних педиков. Только теперь на нем была не камуфляжная куртка с заклепками и молниями, а белый больничный халат поверх добротного костюма и белая крахмальная сорочка, подвязанная модным галстуком.

– А где второй пидорас? – спросил вдруг Никита…

– А второй, как вы изволите выразиться, пидорас, уважаемый мистер Захаржевский, его имя, кстати – мистер Джон Дервиш… Оно вам ничего не говорит? – Педик внимательно посмотрел на Никиту.

– А вас как зовут? – спросил Никита.

– Пардон, забыл представиться. Меня зовут мистер Роберт.

– Роберт – это имя или фамилия? – спросил Никита.

– Просто Роберт, – настойчиво повторил «скинпед».

Никита отвел от визитера глаза и уставился в потолок.

– Кто вы и зачем меня сюда привезли? – спросил он устало.

– Всему свое время, мистер Захаржевский, всему свой час, а пока – поднимайтесь, вас ждет горячая ванна, бритвенный прибор, легкий континентальный завтрак и процедурная медсестра…

– А медсестра зачем? – поинтересовался Никита.

– Вы больны, уважаемый мистер Захаржевский, у вас серьезные проблемы со здоровьем, и вам необходимы процедуры, которые назначил вам врач.

– Я не болен, и мне ничего не назначали, – возразил Никита.

– Не надо спорить, тем более что вы не просто не правы, но ваша неправота усиливается отсутствием у вас какого-либо права возражать. Здесь никого не интересует ваше мнение, больны вы или здоровы, здесь все решаем мы…

– Я в сумасшедшем доме? – поинтересовался Никита.

– Хуже, – ответил первый. – Вы в доме милейшего мистера Лермана, практически у себя дома, мистер Захаржевский…

К медицинским сестрам Никита был, мягко говоря, индифферентен.

Но даже если бы на нем и висел не смытый к сорока трем годам грех подростковых вожделений, питаемых когда-то к школьной фельдшерице, то при виде местного медперсонала любым трепетным воспоминаниям тут же пришел бы конец. В сестрице были все сто девяносто сантиметров роста, и на белоснежном крахмале форменного халата, в том месте, где у женщин бывает грудь, у нее был приколот бадж, удостоверявший, что она – «нерс» и что кличут ее Ингой.

– А вы случайно не служили под началом штандартенфюрера Менгеле? – поинтересовался Никита, уставившись на массивную, в пол-лица челюсть и руки, крупные, как у фламандского дровосека.