Читать книгу "Синдром - Джон Кейз"

Цюрих, 16 июня 1996 года

В парке было хорошо: тихо и безмятежно. Утро выдалось солнечное, повсюду царила нега, легкий бриз колыхал поверхность неоново-синего озера – совсем как у Сёра на картине «Воскресная прогулка на острове Гранд-Жатт». За одним малым исключением: художник изобразил разгар дня. Но как и на полотне, ничто вокруг не предвещало беды.

Лью Макбрайд возвращался домой после трехкилометровой пробежки по пешеходной аллее в большом парке, окаймляющем берега Цюрихского озера – от шумной Бельвю-плац до самого пригорода. Он неторопливо трусил в рассеянной тени листвы, размышляя о картине Сёра. Великий пуантилист заселил свое замечательное полотно респектабельными месье в цилиндрах, воспитанными детьми, женщинами в платьях с турнюрами и зонтиками от солнца в руках. Художник запечатлел людей, что жили две мировые войны назад, задолго до комедийных шоу и «мыльных опер», до Интернета и этнических чисток. Время изменилось, и иными стали воскресные прогулки.

Начнем с того, что добрая половина слабого пола болтает по мобильным телефонам, носит колечки в пупках и катается на роликах, с гиканьем проносясь мимо парней с футбольными мячами, дремлющих «гастарбайтеров» и обменивающихся ласками в густой сочной траве влюбленными. От Альп веет свежестью и прохладой, воздух чист и сладок, хотя ветерок и доносит легкий аромат марихуаны.

Лью нравился Цюрих – появилась возможность попрактиковаться в немецком, который он начал учить еще в старших классах. Выбор на этот язык пал не случайно: как раз в ту пору Лью бредил одной немочкой, приехавшей по программе обмена студентами. Уже потом Макбрайд занялся испанским, кое-что перенял у французов и даже немного понимал креольский диалект. Однако первым оказался все-таки немецкий, благодаря Ингрид. Фигура у нее была – только держись. Улыбаясь воспоминаниям, Льюис в ровном темпе миновал пристань: на волнах покачивались пришвартованные парусники.

Окружающие звуки создавали только слабый фон – Макбрайд слушал плейер. Марго Тиммонс выводила старую песню Лу Рида о какой-то девушке – а может, женщине: «Джейн… милая Джейн…»

Музыка, книги и бег заменяли Лью никотин и другие тайные страстишки: без них он становился беспокойным и даже чувствовал себя чуть-чуть несчастным. Из-за своих хобби он так до сих пор и не осуществил давнюю мечту купить парусную шлюпку – не смог себе этого позволить. Все в квартире Макбрайда в Сан-Франциско свидетельствовало о его одержимости музыкой и чтением. На подоконниках, у стереопроигрывателя и огромного дивана высились горы книг и компакт-дисков: блюзы, Делилло, опера, меланхоличная музыка португальских эмигрантов с замешенными на африканских мелодиях гитарными ритмами, рок и госпелы – религиозные песни североамериканских негров, работа Четвина о Патагонии, толстенная монография Огберна о предполагаемой личности Шекспира и десятки произведений о шахматах. Наверное, Макбрайд все-таки больше предпочитал читать о шахматах, чем играть в них. (Исключение составляли только шахматные сражения с Пти Пьером в Олоффсоне на Гаити, когда они часами просиживали над старой игровой доской, потягивая ром.)

Лью взгрустнулось при воспоминании о тех временах, о Гаити и старых друзьях…

На бегу Макбрайд взглянул на часы и ускорил шаг. До встречи в Институте оставалось чуть меньше полутора часов, а опаздывать он не любил. (Если быть до конца откровенным, одна мысль о том, чтобы заставить кого-то ждать, сводила Лью с ума).

Штаб-квартира Института всемирных исследований – небольшого, но авторитетного «мозгового центра», существующего благодаря финансовым вливаниям с обеих сторон Атлантического океана – располагалась в Кюсснахте, примерно в двадцати минутах ходьбы от отеля, где остановился Макбрайд. Как и многие фонды, учрежденные в первые послевоенные годы, этот Институт создавался с целью воплотить неясную, извечно ускользающую мечту о всеобщем благоденствии. На ежегодных конференциях горстке молодых дарований, чьи научные интересы совпадали с идеями фонда, присуждались стипендии.

Обширная тематика исследований варьировалась от возникновения военизированных формирований в Центральной Африке и роли Интернета в современном исламе до вырубки мангровых лесов в Непале. Среди прочих было и исследование Макбрайда, напрямую связанное с терапевтическими практиками, используемыми в анимистических религиях. Когда «холодная война» ушла в прошлое, руководство фонда стало склоняться к мнению, что конфликты следующих поколений будут представлять собой столкновения «ослабленной напряженности», в большинстве случаев на почве этнических и религиозных разногласий.

Макбрайд, обладатель ученых степеней в клинической психологии и новой истории, путешествовал по миру на протяжении почти двух лет. За это время он написал целый ряд статей об используемых бразильскими целителями технологиях массового кодирования, о техниках введения пациентов в транс на церемониях вуду и роли «лечебных трав» в ритуалах кандомблийских жрецов.

Два его доклада опубликовал «Нью-Йорк таймс мэгэзин», после чего последовало предложение написать книгу. Теперь же финансирование очередного исследования Макбрайда подходило к концу. Через три месяца он должен был подать заявку на стипендию, от чего по некотором размышлении решил отказаться. Льюису надоели постоянные разъезды и хотелось всецело посвятить себя написанию книги. И поскольку как раз в то время фонд пригласил его в Цюрих на семинар, он счел это приглашение прекрасной возможностью известить руководство о своем намерении.

Иными словами, все в его жизни складывалось благополучно и обещало дальнейшие перемены к лучшему. И если бы встреча прошла, как запланировал Макбрайд, он успел бы на шестичасовой рейс в Лондон. А приехав туда, сходил бы поужинать с Джейн. С настоящей Джейн, которую он не видел уже несколько месяцев.

«Милая Джейн, милая Джейн…»

Перспектива свидания ускоряла его шаг, и Макбрайд прибыл в свой номер в гостинице «Флорида» чуть ли не на десять минут раньше ожидаемого. Таким образом, он выиграл достаточно времени, чтобы сходить в душ, побриться, одеться и даже упаковать видавший виды брезентовый вещмешок.

Макбрайду предстояла встреча с самим директором фонда Гуннаром Опдаалом – процветающим, свободным от национальных предрассудков хирургом-норвежцем, который в свое время оставил медицину ради филантропии. Еще в Калифорнии, переговорив с директором по телефону, Льюис понял, что тот рассчитывает на продолжение сотрудничества и в следующем году. Поэтому возможность пообщаться с начальством с глазу на глаз была кстати: всегда лучше объясняться лично, к тому же неплохо бы выразить признательность руководству Института за помощь. А дальше, управившись с делами, Макбрайд планировал вылететь домой с обязательной остановкой у Джейн.