Читать книгу "Арабская петля - Максим Михайлов"

Легкий ночной ветерок после раскаленного, будто в аду на сковородке проведенного дня освежал, как глоток хрустально чистой и свежей родниковой воды. «Тихая прохлада…» — пришло на ум не то услышанное в каком-то фильме, не то вычитанное в забытой книге определение. Там оно означало венец стремления человека, абсолютный покой и тишь, полное отсутствие необходимости что-то делать и куда-то стремиться. Такая вот несколько грустная интерпретация рая. В расплывчатом зеленом свете ночника вроде бы знакомая как свои пять пальцев местность приобретала необычные сюрреалистические очертания, открываясь пытливому глазу наблюдателя все новыми и новыми гранями. Словно попал на другую планету, вертящуюся под бледным зеленым светом незнакомой на тысячи парсеков удаленной звезды. Лишь привычно скрипевшая на зубах, покрывавшая тонким мягким слоем лицо, одежду и оружие вездесущая мелкая песчаная пыль с беспощадной реальностью свидетельствовала о том, что перед глазами никакой не звездный пейзаж, а все та же изрядно опостылевшая за два месяца Джамахирия, мать ее через колено. Все тот же чертов Эль-Хабр! Тот же долбанный район полуразвалившихся строенных из сырого кирпича халуп местной бедноты примыкающий к нефтебазе и охватывающий ее цепким жадным объятием с севера и востока. Красная зона, если обзывать по пиндосовски. А по-русски проще и лаконичней — жопа! Амеры они такие, слегка ошалевшие от нескольких веков демократии и свалившегося на голову мирового господства. Тяжела она шапка Мономаха, мозги немного разжижает! Ну и вообще бремя белого человека — нести дикарям цивилизацию кока-колы, оно довольно тяжкое, вот и дуреют потихоньку. Ишь, «красная зона», придумают же! Какого черта хаджи, с легкой руки все тех же амеров это жаргонное обозначение местных арабов прижилось и употреблялось повсеместно, не спалили эту нефтебазу, было не ясно. В первые дни вторжения коалиционных сил они жгли нефтяные запасы с поистине маниакальным энтузиазмом — мол, хрен вам по всей морде, гяуры! Здесь же однако, что-то то ли не сработало, то ли пошло не так, как намечалось, кто же теперь точно скажет? Только небольшая база с огромными бочками резервуарами оказалась абсолютно целой и даже насосы и прочее оборудование работали исправно. И вот ее то со всем имуществом, а за одно уж и двумя десятками душ обслуживающего персонала и держали под охраной специально нанятые гарды Компании.

— Внимание! Сработка на третьем датчике! Сработка на третьем датчике! Группа «Браво», как поняли?

Отвечать не хотелось. Что сегодня ночью будет сработка он знал заранее, и даже приблизительно вычислил время. Снайпер приходил регулярно, как на работу — ночь через ночь. И пару раз уже натыкался на датчики, вот только ничего хорошего до сих пор из этого не выходило. В лабиринте запутанных кривых улочек полуразрушенных бедняцких кварталов состоящих из развалин одно, реже двухэтажных домишек вычислить его лежку не представлялось возможным. И группа, напрасно проблуждав до утра, до последней грани истрепав и так постоянно натянутые нервы, возвращалась на базу не солоно хлебавши. Снайпер, конечно, замечал их потуги и, похоже, от души забавлялся, глядя на эту игру. Но это пусть, забавлять мы готовы кого угодно, лишь бы платили. Вот только этот гад еще и стрелял, на счету неуловимого невидимки уже было двое контрактников. Погибший первым здоровяк по прозвищу Борман в какой-то мере стал жертвой своей собственной глупости. Снайпер застрелил его классически, когда разомлевший от ночной прохлады Борман закурил сигарету на втором наблюдательном посту, на крыше конторского здания. Пуля попала точно в голову, выбив на хрен всю затылочную часть черепа. Собственно нельзя сказать, что Борман, прошедший несколько горячих точек в регулярной армии и почти столько же частным образом, был настолько кретином, что не помнил о вреде курения на посту. Помнил, конечно, просто долгая спокойная жизнь на объекте его несколько расслабила, внушив понятие ложной безопасности, и то сказать, последний обстрел случился больше месяца назад, да и тогда палили неприцельно, хоть и азартно и естественно никого даже не зацепили. О снайперах в их районе на тот момент никто и не слышал. Наоборот, ежедневно видя основную массу неприкаянно шатавшихся оставшихся после полного и окончательного разгрома вооруженных сил без средств к существованию местных силовиков, бойцы проникались к ним все большим презрением, уж больно неприглядно и жалко те выглядели. Куда уж им снайперить. Даже хваленные «паблики» — республиканские гвардейцы, которых откровенно побаивались пиндосы, и те смотрелись совсем непрезентабельно. Неубедительно, что ли, одним словом несерьезно.

Вот из-за этого ложного впечатления собственной крутизны и лоховатости местных, которое всего одним выстрелом развеял снайпер, парни на базе и впали в тихую панику, хотя практически для всех подобное положение было не раз испытанным, чуть было не сказал привычным, но вспомнил, что привыкнуть к постоянно смотрящей тебе в спину оптике все же нельзя. Притерпеться можно, а вот привыкнуть нет. Еще масло в огонь подлили юристы Компании как дважды два доказавшие, что Борман погиб по собственной неосторожности, а соответственно обещанная страховая выплата в размере ста тысяч баксов будет снижена до двадцати тысяч. Хлоп! И ваших нет! Так то вот, супермены, закон есть закон! Если уж совсем честно, то никто из набранного в странах СНГ и Восточной Европы отряда и не рассчитывал всерьез на то, что его жизнь будет стоить таких денег, давно выработанным всевозможными реформами чутьем понимали, что обязательно нае… как обычно бывало. Но видно все же теплился где-то в глубине души огонек надежды, мол, капиталисты все-таки, настоящие с Запада, там у них все конкретно, а как понятно стало, что Запад Западом, а при любой возможности все равно свое у тебя из глотки вырвут, так и приуныли парни, еще и снайпер этот…

А снайпер тем временем принялся шляться к нефтебазе регулярно. Приходил под утро по темноте, весь день лежал, затаившись в развалинах, наблюдал, на закате в последние минуты перед падением на землю густого покрывала темной южной ночи стрелял. Всегда только один раз, попал, не попал, без разницы, и тут же уходил, потом сутки не беспокоил. Вот эта регулярность и пугала, казалось, снайпер смеется над всеми попытками его изловить. Чего только не делали перепуганные и от этого озверевшие гарды: ставили мины на старых лежках, днем накануне наступления роковой ночи прочесывали окрестные развалины, напихали где только возможно дефицитные и жутко дорогостоящие вибродатчики и наставили сигналок. Однако все было бесполезно: стрелял снайпер каждый раз с нового места, а чтобы качественно прочесать забытый богом лачужный район требовалось не менее батальона бойцов, а уж никак не две группы по десятку, то же с датчиками и сигналками — слишком много их было необходимо для надежного перекрытия местности.

Следующей жертвой стал Пшик — невысокий пшеничноусый поляк, ни фига не рубивший по-русски и объяснявшийся при помощи ломанных английских слов и жестов. Прозвище его произошло от измененного пшек, как звали его наиболее просвещенные члены отряда, однако для основной массы это показалось сложно и совсем неприкольно. Так пшек превратился в Пшика, веселого и забавного парня, никогда не унывающего и готового по любому поводу скалить зубы. Снайпер подловил его во время пересменки постов, ну не захотелось гордому шляхтичу даже в опасную ночь ползком елозить до поребрика окружавшего крышу конторы. Решил быстренько пробежаться пригнувшись. Пробежался… И опять пуля точно в голову. И опять срезанная страховка. Как же! Нарушение мер безопасности! Ну прям как на каком-нибудь отечественном заводе!