Читать книгу "Скандальные признания - Маргерит Кэй"

«Настенные фрески были великолепны. Однако их явно выбирал поклонник эклектики. Дионисий[1]соседствовал с Сапфо[2]. Напротив красовалась невозможная, по мнению его светлости, чисто физически композиция мужчины и женщины. Четвертую стену украшал любопытный триумвират, вызывавший у Чарльза Мамфорда, третьего маркиза Розвеля, желание исследовать его подробнее, что в данный момент было затруднительно для него.

— Белла, умоляю, пощади. — Маркиз не привык к роли просителя. В обыденной ситуации он ожидал — считая это своим неотъемлемым правом — незамедлительного повиновения своим приказам. Но положение, в котором он сейчас оказался, даже при всем воображении невозможно было назвать нормальным.

Он был привязан за руку и за ногу к изысканной кровати под балдахином, стоящей посреди комнаты. В разорванной на груди рубашке и грубо спущенных бриджах, шокирующе нагой от шеи до колен, он чувствовал себя невероятно уязвимым.

В довершение всего его хладнокровно разглядывало самое экзотичное и очаровательное создание, какое он когда-либо встречал. В черном бархатном халате с таким смелым декольте, что, казалось, оно держится лишь на силе впечатляющего желания, она являла собой само воплощение здоровой мужской фантазии. Темные шелковистые волосы, струящиеся по спине, прекрасная кожа сливочного оттенка. Полные губы пламенели распутно-красной помадой. С выражением откровенно похотливого желания она поглаживала маркиза черной плеткой-девятихвосткой — толстой и тяжелой. Сцена представляла собой столь превосходную комбинацию чувственности и порочности, что самую мужественную часть его тела обдавало горячим жаром. Чарльз Мамфорд застонал, не зная точно, в тревоге или предвкушении.

Белла Донна окинула пленника томным взглядом. Несмотря на бесспорный факт, что он слыл невыносимым занудой и заслуживал любого наказания, какое она решит ему отмерить, маркиз являл собой образчик великолепной физической красоты. Стройное мускулистое тело было следствием его приверженности дворянскому искусству фехтования. Торс блестел от пота — пленник прилагал значительные усилия, желая высвободиться. Мускулы вздулись веревками в попытке порвать узлы, которые она так умело связала. Темная россыпь волос на груди стрелой спускалась к плоскому животу. Глаза Беллы расширились, когда она проследила за ней до конца. Похоже, он действительно заслуживал свою репутацию. Она медленно облизнула накрашенные губы. Наказание не исключало и некоторого удовольствия. Особенно для нее.

Белла медленно провела плеткой по телу пленника, глядя, как напрягаются мускулы от прикосновения кожаных хвостов, и игриво дернула его подрагивающий орган.

Его светлость застонал:

— Дьявол, освободи меня.

Белла засмеялась:

— Это в твоем мире твое слово закон для других, но сейчас ты не у себя дома. В этой мрачной и чувственной стране ночи я королева, а ты — мой подданный. Я освобожу тебя, когда закончу, ни минутой раньше.

— Гореть тебе в аду, Белла! Белладонна! Отличное имя для тебя. Чем я заслужил подобное?

— Ты — мужчина. И это само по себе достаточное преступление, — прошипела Белла, с удовлетворением отмечая, что мужской орган маркиза продолжает увеличиваться.

Она снова щелкнула плеткой, на этот раз более решительно. Кожаные хвосты шурша соприкоснулись с кожей, оставив за собой припухшие полосы. Пленник вздрогнул от боли, но его мужественность горделиво приподнялась. Она задрожала от предвкушения. Они готовы. Все трое.

— Хватит разговоров. — Подобрав юбки, Белла приготовилась его оседлать. — Я знаю, что такое ночная скачка, и вижу, что твой скакун уже гарцует от нетерпения. Но предупреждаю, — шепнула она на ухо, принимая в себя толстое древко его необузданной плоти, — если ты не сможешь поддержать галоп, я без сомнений возьмусь за плетку».

Автор дрожащей рукой положила перо.

«Это самая лучшая и самая скандальная сцена, которую я когда-либо описывала», — подумала она, а вслух произнесла:

— Спокойной ночи, Белла, с нетерпением жду нашей завтрашней встречи.

С улыбкой удовлетворения, совсем иного, чем у Беллы, но тем не менее сильного, она задула свечу и удалилась в свою спартанскую спальню.