Читать книгу "Версальский утопленник - Жан-Франсуа Паро"

О, фортуна! Кто из богов терзает нас ужаснее, чем ты? Всегда любила ты играть судьбами несчастных смертных!

Гораций

26 февраля 1778 года, Жирный четверг. Бал в Парижской Опере.

Н-да, действительно, уж лучше запах конюшни! Над полом клубилась пыль, выбиваемая каблуками из старых досок, угарный свечной чад смешивался с тяжелым запахом потных, давно не мытых тел и резкими ароматами духов и румян. От смрада к горлу подступала тошнота. Вонь мешала внимать чудесным звукам музыки. Большой зал, отделанный золотом и пурпуром, гудел, словно пчелиный рой. Расставленные вдоль стен скамьи, светильники и жирандоли оставляли место для небольшого буфета. Ложи, напоминавшие ячейки сот, довершали сходство с ульем.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Николя разглядывал пестрые костюмы танцующих. Тут маски взялись за руки, образовав длинную, словно гусеница, цепочку, и в веселом танце заскакали по залу. Косолапый медведь держал за руку веселого полишинеля, сжимавшего руку закутанной в блестящие шелка султанши. Прямо на комиссара надвигался призрак в саване, с набеленным, мертвенно-бледным лицом, на котором карбункулами сверкали глаза. Подмигнув Николя, призрак показал ему зеленый язык. Венецианские маски с застывшими выражениями безглазых лиц вносили диссонанс в атмосферу всеобщего оживления. Карнавальные костюмы не позволяли различить, где мужчина, а где женщина, и эта неопределенность придавала веселью еще большую пикантность. Устроившись в уголке своей ложи, он оперся подбородком на серебряный набалдашник трости. Трость с секретом преподнес ему на Новый год инспектор Бурдо. При помощи кольца и пружины набалдашник отделялся, обнажая скрытый в трости клинок. Английская пуля разбила рукоятку и снесла боек маленькому пистолету Николя[1], всегда сопровождавшему его в опасных предприятиях, и его верный помощник сказал, что, пока ему делают новый пистолет, с этой тростью он может чувствовать себя уверенно.

Сегодня вечером Николя обеспечивал безопасность королевы: дождавшись, пока король, сломленный усталостью, заработанной днем на охоте, отправится спать, она в компании близких друзей в очередной раз незаметно ускользнула из Версаля. Подобные эскапады королевы не могли не волновать начальника парижской полиции Ленуара, и тот поручил Николя осуществлять наблюдение. Королева не терпела, когда ей надоедали излишними, по ее мнению, предосторожностями. Право следовать за ней тенью она признавала только за своим верным Компьеньским кавалером, с которым ее связывали как услуги, оказанные лично ей, так и немало услуг, оказанных им королевской семье.

По мнению Николя, балы в Опере не таили в себе особых опасностей. На эти собрания — по крайней мере, когда они начинались в царствование покойного короля, — допускалась только избранная публика, там играли самые лучшие оркестры. Сезон открывался в день святого Мартина, продолжался до Рождества, возобновлялся в день Богоявления и завершался в последний день карнавала. Балы начинались в одиннадцать вечера и заканчивались в семь утра. Со временем в дни карнавала своеобразным пропуском стали оригинальность или роскошь костюма, и состав публики, посещавшей балы в Опере, расширился. Сейчас входной билет стоил шесть ливров, пропускали и в масках, и без масок, но непременно без шпаг. В любой лавке на улице Сент-Оноре можно было взять напрокат домино, как простое, поношенное, так и роскошное, украшенное серебряной и золотой отделкой. Помимо бального зала в распоряжение публики предоставлялась гостиная, где встречались обладатели житейской сметки; пользуясь инкогнито, они плели там свои интриги. Там велись не только серьезные беседы, но и звучали непристойные речи, позволяя посредственностям, неожиданно очутившимся в обществе умников и записных развратников, ощутить приятную дрожь от приобщения к запретному плоду. Там заключали сделки — как по сердечному согласию, так и по принуждению, и договаривающиеся стороны вели торги, поставляя пищу любителям сплетен и скандалов и авторам рукописных новостей. И, свидетельствуя о неизбежно надвигавшейся войне, балы эти притягивали все больше и больше шпионов всех мастей.

В соседней ложе раздался заливистый смех королевы. Высунувшись, Николя увидел Артуа: облокотившись о бархатную балюстраду, он что-то шептал на ухо своей невестке. Та шлепнула его по руке веером: