Читать книгу "Маньяк по вызову - Елена Яковлева"

В хронологическом порядке все выглядело следующим образом. В 8.50 я переступила порог семиэтажного желтого здания на Якиманке, поднялась лифтом на четвертый этаж, где помещается офис фирмы «Кольберг АГ», и вошла в комнату под номером восемнадцать. В 8.55 я уже включила компьютер и, пока он загружался, достала из сумочки косметичку, немного припудрила нос, а также слегка «подправила» кисточкой левый глаз. Удовлетворившись достигнутым результатом, я нашла нужную директорию, открыла необходимый мне файл и принялась трудиться над контрактом, который должен был принести фирме «Кольберг АГ» прибыль, измеряемую шестизначной суммой в долларах.

В 9.13 работу пришлось прервать из-за скучного дребезжания телефона. На проводе был шеф, пригласивший меня в свой кабинет. То обстоятельство, что он говорил не по-немецки, а по-русски, заставило меня призадуматься: похоже, дело у него ко мне было хотя и не самое экстренное, но достаточно серьезное. Я поднялась из-за стола, наскоро перебрав в уме последние поручения — вроде бы никаких оплошностей за мной не числилось, — и, придав лицу выражение бодрости и служебного рвения, вышла в коридор… В 9.35 я снова была на своем рабочем месте, только настроение у меня было далеко не рабочее, потому что, как выяснилось, шеф вызывал меня для того, чтобы объявить о расчете. Вежливо так и уважительно. Впрочем, он почти и не говорил, просто вручил конверт с уведомлением. Ну, разумеется, сообщил, что причитающиеся мне деньги за два месяца будут на днях перечислены на мой банковский счет. Что касается тех двух недель, которые мне по договору полагалось отработать, то здесь шеф проявил несвойственную ему прежде широту натуры. Он вспомнил, что я не до конца отгуляла свой последний отпуск, и предложил таким образом его компенсировать. Другими словами, буквально с завтрашнего дня я могла чувствовать себя свободной на манер небезызвестной птицы в полете. Сожаления — не очень пространные, зато со ссылкой на трудности бизнеса в условиях совершенно непредсказуемого российского рынка — мой практически уже бывший шеф изложил на немецком языке и с отсутствующим выражением лица.

Теперь, выгружая из ящиков стола свои немногочисленные пожитки в виде зеркальца, пилки для ногтей, лака для волос и пары записных книжек, я бурчала под нос «шайсэ» (От нем. Scheisse — дерьмо), только чтобы не разреветься. Раньше это было любимое выражение моего вероломного шефа, которое он употреблял всякий раз, когда кто-нибудь вставлял палки в колеса его замечательному немецкому бизнесу, неважно, кто именно: бюрократы на российской таможне или депутаты Госдумы, принявшие постановление, каким-либо образом ущемляющее деятельность инофирм на отечественных просторах. В таких случаях недовольное «шайсэ» шефа, похожее на шипение приготовившейся к прыжку змеи, преследовало меня, бедную, как слуховая галлюцинация. Ну что ж, теперь, по крайней мере, я хотя бы этого больше не услышу.

* * *

Что и говорить, я была совершенно разбита, ибо теряла больше, чем работу, я теряла уверенность в себе и то приятное ощущение надежной перспективы, которое приобрела год назад, когда не без труда устроилась в московское представительство немецкой фирмы «Кольберг АГ». Добиваясь должности менеджера, я совершенно неоригинально мечтала о материальных благах, которые мне гарантировал приличный оклад в твердой валюте. Нет-нет, вовсе не из любви к денежным знакам как таковым: я страстно желала улучшить свои жилищные условия. Не подумайте чего-нибудь особенного: мне и нужна-то небольшая квартирка в пределах Московской кольцевой дороги, главное, своя, отдельная, где я могла бы при желании спрятаться от всего человечества, потому что десять лет в коммуналке кого угодно сделают мизантропом.

Собрав свои вещички, я вышла в коридор. Сначала я хотела попрощаться со счастливчиками, которых из фирмы еще не выставили, но потом передумала. За год мне так и не удалось наладить с кем-либо из коллег иных отношений, нежели служебные. И дело тут не в моей нелюдимости, а в том, что на этой фирме никакие другие отношения попросту невозможны.

В 10.45 я уже была в том самом агентстве, с помощью которого год назад подыскала работу, коей теперь лишилась. Там я оставила резюме и домашний телефон, а также выслушала малоутешительную информацию о том, что шансы на мое скорое трудоустройство весьма невысоки. И полагаться мне придется исключительно на везение, поскольку из плюсов у меня только возраст (тридцать лет) да отличное знание немецкого и приличное английского, все остальное идет в минус. Во-первых, опыт работы в инофирме мизерный — всего-то год, во-вторых, против меня — отсутствие специальности (по диплому я преподаватель немецкого языка, а солидным фирмачам требуются коммерсанты, юристы или, на худой конец, инженеры).

Когда мои наручные часы показывали 12.39, я уже потерянно бродила по «Таганскому» гастроному, толкая перед собой продуктовую тележку. Из этого вовсе не следует, что я живу на Таганке, просто, находясь в совершенно растерзанных чувствах, я зачем-то вышла не на той станции, огляделась по сторонам и решила, чтобы хоть немного успокоиться, обойти окрестные магазины. Есть у женщин такой способ борьбы со стрессами. И хотя в подобных случаях самое надежное и лично мною проверенное средство — парфюмерный отдел ближайшего универмага, гастроном тоже сгодится, хотя бы для затравки.

Миновав прилавок, заставленный тортами, я свернула во фруктовый уголок торгового зала, подумав, что для поднятия боевого духа неплохо было бы прикупить себе что-нибудь экзотическое вроде ананаса. По крайней мере, на свое двухмесячное выходное пособие я могла себе позволить такое расточительство, а что будет потом, одному богу известно. В любом случае остается надежда: какую-нибудь работенку, хоть с минимальной оплатой, я так или иначе найду. На худой конец, пойду в школу учить немецкому языку недорослей, нюхающих по подъездам «Момент», но, если честно, от подобной перспективы у меня мурашки по коже пробегают.

Итак, я нацелилась взглядом на самый симпатичный ананас из тех, что лежали на фруктовом лотке, и уже взяла на него курс, как вдруг увидела Андрея. Он стоял у противоположной стены, у стеллажа с консервами, и внимательно рассматривал какую-то банку. Трудно передать словами чувства, которые меня обуяли, когда я окончательно уверилась, что это именно он и что это не обман зрения. Встреча с ним сейчас, когда я наголову разбита жизненными коллизиями, — самый настоящий подарок судьбы. Никак иначе это не расценишь.

Едва сделав это счастливое открытие (ананас стал интересовать меня гораздо меньше), я сразу направилась к Андрею и даже рот открыла, чтобы его окликнуть, но тут прямо из-под моей руки выпорхнул вихрастый мальчонка лет пяти и заорал на весь гастроном:

— Папа, папа! Я хочу писать!

А потом этот постреленок, готовый в любой момент промочить себе штаны, почему-то подбежал к Андрею, дернул его за рукав и громогласно повторил:

— Писать, папа, писать!

И недвусмысленно зажал ладошку между ног.

Пока я еще скрипела мозгами, пытаясь сообразить, что к чему, Андрей недовольно буркнул: