Читать книгу "Великая Мечта - Андрей Рубанов"

– Понятно, – сказал Юра. – А как ты мечтаешь умереть?

Я усмехнулся и крутанул руль.

– Что за вопрос? Естественно, в канаве. Русский писатель обязан умереть в канаве. Как Толстой. Как Хлебников, Грин, Платонов.

Юра поморщился.

– Взрослый человек, двадцать один год – и до сих пор хочешь стать писателем?

– Стану обязательно. А потом – помру в канаве. Вонючим грязным бродягой.

– Да, это благородно, – сказал Юра, и его глаза сузились. – И чтобы хоронить тебя приехали дети и внуки на «роллс-ройсах».

– Именно так.

Стояли в небольшой, но плотной утренней пробке, у самого выезда на площадь Восстания, имея с правого борта огромную, в полнеба, гранитную глыбу сталинского высотного дома, а с левого – вереницу граждан, спешащих ко входу в метро. Еще левее тянулся длинный ряд ларьков, переполненных высококачественными и дорогостоящими западными товарами всемирно известных брендов: спирт «Рояль», сигареты «Магна» и так далее. На фоне обычного и вечного цвета моего города – серого всех его оттенков – яркие глянцевые упаковки и блестящие этикетки словно светились изнутри. Купи и наслаждайся! Отдельно, более солидно – уже не в кривоватых сараюхах, а в магазинчиках с отдельным входом, – потребителям предлагались электрические чайники и магнитофоны, а также их гибриды, не менее престижных марок: «Мекасоник», «Акайва», «Панашарп»; все пестрело, все призывно мерцало всевозможными разноцветными огоньками, радовало глаз, победительно оттеняло унылый кирпич зданий и сулило немыслимые наслаждения в процессе эксплуатации.

Однако обитатели большого города не торопились раскошеливаться. Главным образом по причине отсутствия содержимого в кошельках. Обычное дело для тысяча девятьсот девяносто первого года.

Наблюдая обитателей через открытое окно машины (а кто в веселом месяце июне катается по городу с закрытыми окнами?), я очень их жалел. Особенно тех, кто постарше. На их глазах столица всемогущей коммунистической империи, с завораживающей, ошеломляющей стремительностью превращалась в город желтого дьявола. То, что пять лет назад беспощадно клеймилось с красных трибун, со страниц книг, с телеэкранов – теперь вовсю торжествовало, бубнило клаксонами дорогостоящих лимузинов, шелестело рекламными разворотами в газетах, глумилось, звенело монетой, золотозубо ухмылялось, безостановочно ползло; сегодня обнаруживалось там, где еще вчера царила сонная тишина.

Теперь обитатели – девяносто из ста – имели на лицах печать тревоги и недоумения. Сейчас они угрюмо спешили на свои низкооплачиваемые работы.

А мы с Юрой свою уже сделали.

– Еще благородно – издохнуть на тюремной больничке, – продолжил Юра, закуривая. – От тубика или менингита.

– Дохнут животные, – сказал я.

– Бывает – и люди дохнут.

Однажды мой друг попался на незначительной афере и год отсидел в Бутырке. Он находился на свободе двадцатый день. Когда он говорил о больничке, его лицо стало злым и гордым.

Меня, привыкшего жать гашетку до упора, езда в пробке очень утомляла. Что может быть унизительнее, чем непрерывно манипулировать рычагами и педалями и при этом двигаться со скоростью пешехода? Я ведь не пешеход. Пешеходы – вон, бредут, опустив головы, а мы с Юрой вольготно полулежим в креслах, расслабив спины и шеи, положив локти на нижние кромки окон, и рассматриваем окружающую действительность с превосходством.

– А как мечтаешь умереть ты?

Юра застеснялся.

– Представь: девяносто лет. Хрен не стоит. И вообще ничего не работает. Дышишь через раз. Пукаешь кефиром. И вот, когда понимаешь, что уже – все, незачем дальше портить общий воздух – тогда идешь в самый грязный кабак, в самый простонародный шалман. Заказываешь мяса и водки. Неторопливо ешь. Гоняешь туда-сюда халдея. И тем временем наблюдаешь за соседними столиками. Выбираешь самую стремную компанию самых что ни на есть конченых уродов – и посылаешь их всех на хуй! От души. Конкретно. Членораздельно. Словесно опускаешь. Выписываешь по полной программе. Дальше – махаловка, и тебе суют бутылочную розочку в живот... Скажи, сильно?!

– Сильно, – оценил я, в очередной раз продвигая машину на пару метров. – А назавтра в желтой прессе статьи. «Девяностолетний старик погиб в пьяной драке, которую сам спровоцировал». Юра подумал и возразил:

– Заголовок – плохой. «Которую» – вредное слово. Лишнее. Заголовки должны быть в телеграфном стиле. Чисто под Хемингуэя. Старик погиб в драке. Точка. Ниже, более мелким шрифтом: «Он сам спровоцировал свою смерть».

– Ты прав.

Юра проучился на факультете журналистики московского университета полтора года и любил порассуждать на газетные темы. Единственная опубликованная им статья писалась в соавторстве со мной шесть лет назад. Тогда мы оба еще пребывали в статусе пылких девятиклассников, пытающихся как-то дерзать по жизни, – еще по той, старой жизни при старых порядках.

– Хотя, – продолжил мой лучший друг, закидывая в рот пластинку дорогостоящей жевательной резинки, – я вряд ли доживу до девяноста. И вообще до старости. Да и не стремлюсь.

– Боишься старости?

– Нет. После тюрьмы я стал очень спокойный. Ничего не боюсь. Бояться – глупо. Чего ты боишься – то ты создаешь.

– Метафизика.

– Дурак! – со своей обычной мрачной горячностью произнес Юра. – Не метафизика, а объективная реальность, данная нам в ощущениях! Предположим, ты боишься, что тебя посадят в тюрьму. Кстати, извини, что я все время съезжаю на эту тему, на тюрьму – просто она, сука, постоянно в голове сидит... В общем, ты что-то натворил. И боишься, что тебя посадят. Представил?

– Это легко, – искренне сказал я.

– Ты становишься напряженным. Лицо делается тревожным и злым. Оно привлекает внимание. Менты в метро все чаще проверяют у тебя документы, а если ты ездишь на машине – обыскивают машину. Это тебя дополнительно нервирует и бесит. В разговорах с приятелями ты начинаешь ронять многозначительные фразы типа «не дай Бог, закроют» и так далее. Слыша такие речи, знакомые тоже напрягаются... Стой!!! Тормози!!!

Я вздрогнул и ударил ногой педаль.

– Смотри, какая девчонка! – азартно выкрикнул Юра. – Тормози! – Дернув ручку, он приоткрыл дверь и попытался встать правой ногой на асфальт, но тут трафик слегка проредился, я тронул нашу железную черепаху дальше и возразил:

– Успокойся. Я тоже ее заметил. Натуральная блондинка с желтой сумочкой. Зачем ты ей нужен? Она спешит на работу или на учебу. Одета прилично – значит, папа с мамой не бедствуют. Или муж подкидывает... Такие ухоженные – как правило, замужем... Или при постоянном мужчине.

– Не факт.