Читать книгу "Самоубийство по заказу - Фридрих Незнанский"

«Я не могу назвать себя настоящим именем и указать место воинской службы, потому что если об этом станет известно, меня немедленно убьют, прежде чем кто-то захочет, а, главное, успеет оказать мне помощь, спасти меня.

Неважно, как мне удалось, – мир не без добрых людей! – но я решился разместить мое письмо в Интернете единственно по той причине, что увидел и понял всю бессмысленность и бесполезность наших общих надежд, будто что-то когда-нибудь может вдруг измениться в этой проклятой российской армии.

Здесь, у нас, царит поистине тюремный произвол. Мы находимся не на воинской службе, а в зоне, где командуют уголовники и силой заставляют всех остальных жить по своим воровским понятиям. Нас, молодых, недавно призванных на службу Родине, за людей здесь вообще не держат, а командиры и «деды», то есть старослужащие и «дембели» обращаются с нами как со скотом. Даже хуже, потому что о скотине хороший хозяин хотя бы заботится, а на нас, только еще принявших присягу верно и честно служить России, просто плюют и при этом постоянно и изощренно издеваются.

Если кто-то из вас, читающих мое письмо, увидит молодого солдатика с протянутой рукой, который клянчит у прохожих рубль или сигаретку, знайте, что он не попрошайка, он спасает от постоянных и унизительных пыток свою жизнь, – собирает дань для очередного «деда». Не сочувствуйте ему, не проводите душеспасительные беседы, а лучше протяните просимое, от вас не убудет, а ваше сочувствие никому не нужно, оно только озлобляет, и через год этот покорный солдатик сам превратится в «деда» и станет требовать дань от очередных военнослужащих по призыву, которые точно так же будут смертельно ненавидеть его.

И так – до бесконечности!

Именно в этом, как уверены господа офицеры, – единственная разумная логика нашей армейской жизни. Взаимная ненависть, замешанная на страхе, по их убеждению, помогает укреплению дисциплины.

А раз оно так, то будь проклята такая армия!

И вы будьте прокляты – наши командиры-воспитатели, и пусть будет навечно проклято ваше собственное «высокое» начальство!

Ребята! Я обращаюсь к тем, кого только собираются призывать в ряды защитников неизвестно чего, и неизвестно от кого, знайте, что вам откровенно врут! Врут все, начиная с президента и министра обороны и кончая барышниками из военкоматов. Врут, что офицеры стали жить лучше и теперь имеют возможность заниматься только воспитанием молодых защитников Отечества. Я успел увидеть то, о чем не рассказывают корреспондентам газет и телевидения.

И если у меня будет возможность, в чем я сильно сомневаюсь, то я еще расскажу вам о том, каким пыткам подвергают призванных в армию. Вы узнаете, что значит «сушить крокодила», изображать «музыкального лося» или участвовать в осмотре «однослойной фанеры». Но, наверно, еще интересней вам будет узнать о том, как торгуют своими солдатами наши воспитатели-командиры, как изголяются над нами торговцы-азики на рынках и другие частные лица, на которых мы работаем, и вообще, сколько стоит солдат, и как растет его цена, если он еще что-то понимает в электрике или машинах. И все это оттого, что «отцам-командирам» нужны обыкновенные рабы, которые приносят им немалый доход. И все это знают, но молчат, – армия всегда была особенно сильна своей жестокостью и круговой порукой.

Поэтому, дорогие ребята, призывники! Косите, как только можете, хоть болты глотайте, но не ходите в военкоматы! Вас изуродуют! Вас в прямом смысле изнасилует наша уродская армейская власть! Не слушайте ничьих возражений и обещаний исправить, искоренить, ибо все они – ложь!

Я знаю, что уже и одно это письмо может мне стоить жизни. Поэтому подписываюсь просто:

Обычный русский парень Андрей Иванов, родом из глубокой провинции.

P.S. Если со мной что-то случится, в Интернете появится второе и последнее мое письмо, в котором я уже подробно расскажу обо всех, творящихся в нашей части ужасах и поименно назову участвующих в них командиров – старших, младших, а также уголовников-«дедов», творящих в армии беспредел. А как это сделать? Я думаю, что еще успею найти возможность войти в сеть.

Дорогие мама и Ланочка, вы одни сейчас поймете, кто я. Но – ради всего святого! – молчите! Не приезжайте сюда и не пишите мне больше ни в коем случае. Я сам буду сообщать по мере сил. У нас за всем следят и все письма читают. А я хочу перетерпеть, чтобы выжить и остаться человеком, а не скотиной. Иначе мне – смерть. Либо я сам, в совершенно уже исключительных, вынужденных обстоятельствах, не выдержу и пущу себе пулю в лоб, прихватив заодно с собой и своих особо ненавистных моих мучителей, либо меня закажут, а потом спишут на самоубийство. У нас в части, рассказывают, подобное уже случалось. И каждый раз – одно и то же: все концы прятали в воду, ибо военным прокурорам хорошо известно, что выносить сор из армейской избы не положено. Даже когда сор кровавый.

Но ты, мама, если тебе скажут, что я сам лишил себя жизни, все-таки не верь. И вообще, никому не верь! Такие самоубийства по заказу – привычное дело в нашей доблестной российской армии…»

– Степан Серафимович, – сказал в телефонную трубку министр обороны, – если у вас имеются несколько свободных от срочных дел минуток, я мог бы попросить вас подъехать ко мне, сюда?

– Здравствуйте, Сергей Иванович, – приветливо отозвался главный военный прокурор, естественно, сразу узнав голос министра. – Разумеется, подъеду. Вы, надо понимать, у себя, в… в Арбатском военном округе? – позволил себе пошутить он.

– Так точно, – пошутил и министр.

Он говорил негромким, спокойным голосом, старался никогда не проявлять на людях откровенных эмоций, большинству общавшихся с ним казался неторопливым и вдумчивым собеседником, и даже в тех редких случаях, когда действительно сердился, глаза его продолжали доброжелательно улыбаться. Может быть, он тем больше и пытался сохранить внешнее спокойствие и свою, ставшую уже привычной для прессы, чуть снисходительную усмешку, чем сильнее клокотало у него внутри возмущение. Сейчас был как раз тот самый случай. Правда, скрывать свое раздражение в настоящий момент было не перед кем, скорее, это выходило само собой, уже по привычке. Потому что когда после легкого стука в огромный кабинет заглянул, а затем и вошел помощник, генерал Дудкин, Сергей Иванович бросил ему резко и отрывисто:

– Башку оторву! Эт-то что у нас творится?! – и министр яростно ткнул карандашом в пачку валяющихся перед ним газет, – не лежащих, как обычно, в определенном порядке, слева, в стопке свежей прессы, а именно вот так – валяющихся вразброс на полированной поверхности письменного стола.

Генерал молчал, вытянувшись по стойке смирно. Уж это он мог. Последнее, что еще осталось от штабной молодости. Но стоять вышколенному генералу навытяжку перед человеком, одетым в гражданскую одежду, пусть он и министр, да еще выслушивать при этом совершенно невразумительные претензии, было все-таки не с руки. И Павел Ефимович Горленко, внимательно глядя в глаза «хозяину», посторонне подумывал о том, что скоро, по самым уже достоверным слухам, время этого «штатского» военного министра подойдет к концу. И, слава Богу! Вся эта болтовня насчет того, что в военное время министром вооруженных сил должен быть солдат, а в мирное – «штафирка», – пустое. Это у них там, в Америках всяких, может, и пройдет. Так они и войны ни одной не выиграли. И все их генералы – для Голливуда. Пора, давно пора порядок дома наводить…