Читать книгу "Клуб смертельных развлечений - Фридрих Незнанский"

Детство всегда было для него понятием относительным. Оно не имело четко очерченных границ. В тот момент, когда у большинства детей оно сменялось отрочеством, у него началась свобода. Он не помнил своих родителей. По тем обрывочным сведениям, которые доходили до него, его отец вроде бы умер, а мать половину своей жизни промаялась в психиатрических лечебницах. Где она была сейчас, никто не знал. Единственное, что осталось ему в наследство, была самая обычная фамилия Дубинин. Впрочем, и она очень быстро трансформировалась до удобоваримого прозвища: Бова.

Бова — в пять лет, Бова — в двенадцать, Бова — в пятнадцать. Тогда казалось, это имя — на всю жизнь. Оно устраивало его гораздо больше, чем фамилия. Фамилия подразумевала наличие родственников, а их у него не было. Иногда он тосковал. Не по родителям, нет. А по чему-то, что было у других детей, ведь чем-то они отличались от него. Несмотря на свое кажущееся безразличие, глупым он не был. И еще обладал звериным чутьем. И оно подсказывало ему, что он не такой, как все. Он отличался не только от обычных домашних детей, но и от тех, кто жил с ним вместе в школах-интернатах для сирот.

Единственной непреложной истиной для него стало одиночество. Один — это не констатация факта, это образ жизни, а возможно, диагноз. Одиночество никогда не пугало его, с ним можно было жить, и причем очень даже неплохо. Проведя все детство в стороне от других детей, меняя раз в год детдома, он никогда не нуждался в чьей-либо поддержке. Ему не нужен был никто. Он искал в одиночестве свою силу и находил ее. Страх? Это понятие было для него чужим и непонятным. Можно бояться, когда ты можешь что-то потерять. А терять ему было нечего. Никто так и не смог объяснить ему, что такое страх. Он знал умом, что обычных людей пугает предчувствие боли, что приближающаяся опасность вызывает у них взрыв адреналина в крови. Дети, которых пугал страх наказания, говорили, что возможное разоблачение заставляло сердце биться с удвоенной скоростью. Он знал это, как знал и то, что живет на планете Земля и что она вертится. Но он знал это умом, но никогда не чувствовал.

За это его не любили. Не любили и боялись. Сначала детей восхищало, что он может залезть на крышу по трубе, а потом спрыгнуть с высоты двух этажей, не плача, даже если при этом у него отнимались от боли ноги. Когда он стал старше, то на спор прижигал себе руку, выигрывая таким образом все пари. Он никогда не спорил «на интерес», потому что его не волновала победа или поражение. Эмоции эти были ему чужды. Просто это было одним из средств получить лишнюю порцию за обедом или скопить какую-то сумму карманных денег, чтобы купить ножик.

Нож. Это отдельная тема.

Оружие Бова любил. Оно его завораживало. Он мог часами рассматривать, как блестит на солнце нож, как входит в тело птицы, пойманной во дворе. В его незрелом уме сталь ассоциировалась с волшебной палочкой. Ею можно было сделать все: отрезать, убить, с ее помощью можно было получить деньги…

В семь лет, в белгородском детском доме, за свое болезненное бесстрашие он чуть было не поплатился жизнью. Все произошло в первый же день, буквально в первый же час его пребывания в этом учебном заведении. Он стоял около кабинета директора вместе с двумя другими мальчиками, переведенными, как и он, из детдома города Вышимска, и ждал, когда выйдет Фома Кузьмич, который привез их сюда, и расскажет, что им теперь делать. Время шло. Фома все не выходил. Мальчишки начали от скуки слоняться по коридору, вышли на лестничную площадку, послушали, как ревет токарный станок в кабинете труда, вернулись на место, снова вышли на площадку, спустились на первый этаж. В вестибюле было тихо и безлюдно.

Вдруг откуда-то из-за стены раздался нечеловеческий вопль, а затем топот многочисленных детских ног. Через несколько мгновений в конце коридора показались бегущие дети. Они неслись сломя голову, словно за ними гналось безжалостное чудовище. Заметив стоящих около лестницы чужаков, один из бегущих парней замахал руками и что-то неразборчиво прокричал. Бова смог разобрать только одно: «Бегите!!!»