Читать книгу "Жесть - Александр Щеголев"

С рассветом исчез последний ангел, оставив в голове Избранного полную ясность.

Он точно знал, как ему надлежит поступить.

Ружье лежало в «комнате предков», как шутливо именовала это помещение жена. Дверь располагалась на балюстраде второго этажа, по соседству со спальней дочери, и была закрыта на висячий замок. Все семь лет, прошедшие со смерти отца, ничья нога сюда не ступала. И вот — пришло время!

За ключом от двери он прошлепал босиком в гостиную, к секретеру. Затем поднялся обратно, расправился с замком; вошел. Пыль была повсюду. От пыли комната отца казалась серой, и даже утреннее солнце, вползавшее в окошко, не могло вернуть цвет похороненной здесь памяти… Откровенно говоря, никаких особенных чувств Избранный не испытал. Барахла в тесной мансарде было изрядно: после ТОГО ДНЯ сюда свезли буквально все, что могло напомнить сыну о существовании отца… а также, на всякий случай, и деда. Вообще, справедливости ради, это кладбище вещей следовало бы называть «комнатой деда». Картина Адольфа Менцеля (оригинал!), коллекция наручных и настенных часов, нацистский глобус сорокового года, — все это были трофеи, привезенные молодым капитаном с войны. Патефон, пластинки, немецкий штык-нож, бронзовый бюст Сталина… а вот и футляр — деревянный, с инкрустациями.

Человек вынес находку на лестницу и только там осторожно сдул пыль. Как ни странно, сдувать оказалось почти нечего: футляр был практически чист. Что бы это значило?

Он спустился вниз и возле рукомойника протер деревянный корпус кухонным полотенцем. Осторожно открыл… Роскошная охотничья двустволка фирмы «Браунинг» покоилась на красном бархате. В разобранном виде, конечно. Отдельно — стволы; отдельно — ложа. Плюс шомпол, вышер, а также (сбоку) две щеточки и масленка.

Этот ценный трофей, как и прочие, был привезен дедом из Германии, — с тех пор антикварное ружье регулярно постреливало. И дед, и отец ходили с ним на охоту (нелегально, не будучи членами охотничьего общества, — рисковали, сорванцы великовозрастные). И брат тоже пару раз ходил… Брат, кстати, был категорически против того, чтобы вместе с другими отцовскими шмотками перевозить ружье на дачу. Все норовил в сейфе схоронить. Дескать, пусть отец, царствие ему небесное, творил, что хотел, но мы-то — люди разумные… Пришлось настоять. Чтоб в случае чего было чем семью от шпаны защищать. А то ведь шпана нынче — как кролики размножается…

«Защищать, — подумал он. — Сумею ли? Выстою ли?..»

Его беспокоила ружейная смазка: все-таки столько лет прошло. Первым делом развинтил обе масленки… и чуть не расхохотался. Вытащил из футляра стволы, придирчиво, по очереди, посмотрел в них. Посмотрел ствольную коробку. Идеальное состояние… Ай да Старшо́й! Получается, пока младший брат на цыпочках ходил вокруг «комнаты предков», боясь потревожить память погибших родителей, старший преспокойно влезал туда, брал ружьишко и — в лес… очевидно, это случалось осенью, когда дачный сезон заканчивался, зато, наоборот, начинался охотничий… В принципе, оружие можно было не чистить. Собрал — и готово к стрельбе.

Он решил подстраховаться. На него смотрела сама Вселенная. Осечки не будет.

Устроился на веранде: там было светлее. Собрал шомпол, привинтил вышер, пропустил через ушко кусок фланели — и пошла работа…

На веранде было по-утреннему прохладно. Самый конец лета. Однако хозяин дома отнюдь не мерз, хоть и был он наг.

Совершенно наг.

…Минувшую ночь он не спал.

С вечера на соседнем участке — через улицу — бурно веселились. Горланили песни, жгли костер. Визжали девчонки, рычали мотоциклы.

Потом случилось ЭТО…

А ведь он почти заснул. Как вдруг — ЗВУК. Такой громкий, что вибрации до каждой косточки дошли. И сразу — ОГНИ. Грохот, искры, душераздирающие вопли. Разноцветные сполохи, врываясь в окно, заплясали по потолку, по стенам спальни. Вокруг дома творилось что-то жуткое, что-то небывалое. В небе плелись ослепительные, завораживающие узоры. Человек лежал, не в силах пошевелиться. То ли ужас сковал его члены, то ли восторг. Он все-таки заставил себя протянуть руку, попытался включить настольную лампу… Электричества не было.

Жена рядом спала — ничего не слышала. Может, все происходящее по ту и по эту сторону стен — предназначалось для него одного?

Светопреставление закончилось столь же внезапно…

Он лежал, размышляя. Быстро пришло спокойствие. Тьма сменялась полумраком; ночь уступала место утру… и постепенно рождалась догадка. Еще вчера он был слеп, но сегодня прозрел. В голове стремительно прояснялось. Это чувство — чувство полной ясности в голове, — было особенно удивительным! Только сейчас он понял, какой пресс давил его мозг все эти годы, не позволяя увидеть Истину…

Казалось, в окна заглядывают. Он лежал, затаив дыхание, напряженно всматриваясь… и на стуле кто-то сидел… нет, над стулом — висел, парил… А в окна определенно заглядывали — внимательные любящие глаза! Вот тебе и второй этаж… Из дальнего угла выплывало нечто. Человек? Бестелесный, обнаженный, — тоже парил в воздухе, раскинув огромные руки… Руки? Или крылья?

Ангел.

Ангелы.

Существа, явившиеся к нему в гости, были прекрасны.

Свершилось, понял человек. Мой дом стал кусочком Рая. Я — избран…

Распираемый счастьем, Избранный выполз из-под одеяла, снял майку, трусы, с наслаждением разделся догола. Быть одетым в Раю — так же нелепо, как в бане… кощунственное, конечно, сравнение! Но все же… Ангелы не знают одежд. Избранные — тоже. Нужно было понять это, чтобы стать неуязвимым… А ведь я теперь неуязвим, с восторгом подумал он.

Закинув тапки под кровать, прокрался на лестницу. Существа неотступно следовали за ним: их насчитывалось уже с десяток…

На балюстраду выходили три двери: одна — в спальню, где ночевали они с женой, вторая — в спальню дочери, третья — в «комнату предков». Меж двумя спальнями, вернее, меж дверями размещалось большое зеркало — в форме арки, высотою до самого потолка. Фамильная гордость. «Павловское зеркало», — любил хвастать отец, утверждая (вслед за дедом), будто такого вида зеркала появились на Руси при императоре Павле. Когда-то оно красовалось в квартире родителей, но после ТОГО ДНЯ было перевезено сюда, — и осталось на лестнице, поскольку в комнату отца решительно не влезло.