Читать книгу "Степкина правда - Николай Константинович Чаусов"

есной 1943 года, будучи военным корреспондентом фронтовой газеты, я летел на двухмоторном бомбардировщике к партизанам. По обе стороны на скамьях — незнакомые мне люди с парашютными мешками за спиной, сумками, патронташами и автоматными дисками. В ногах — ящики с патронами, разобранными пулеметами, автоматы. Иллюминаторы плотно задраены. Страшно тянет курить, но курить нельзя: под ногами горючка.

Линия фронта. Я не вижу ее, но ощущаю по частым разрывам. Зенитной трескотни не слышно: наш бомбардировщик набрал «потолок». Зато снаряды рвутся справа и слева, сверху и снизу. Секунды кажутся часами.

Но вот разрывы становятся реже, глуше и наконец стихают совсем. Из кабины выходит пилот. Он озорно машет рукой и подмигивает:

— Проскочили!

Теперь можно заглянуть в окна. И хотя над нами висит ясная полная луна, внизу, кроме черных пятен и мглы, я ничего не вижу. Пятна — это уже Брянские леса, мгла — это степи. Тошнотворное ощущение падения: самолет теряет высоту. Значит, скоро посадка. И вдруг где-то в глубине, в бездне, образуя правильный треугольник, вспыхивают три крошечные искорки. Костры! Самолет делает круг, заходит на ветер и стремительно идет вниз. Промелькнул огромный костер, толчок, еще толчок — и, мелко трясясь и содрогаясь всем корпусом, наш бомбардировщик несется по ровной, как пол, огромной поляне.

Откуда-то набежали люди.

У большого огня сидят на поваленных соснах партизаны. Мы знакомимся, заводим беседы, и моя авторучка бегает по листам блокнота. Затем я обхожу землянки, фотографирую командира и комиссара отряда, бойцов и снова сажусь к костру в ожидании самолета.

Чернобородый, широкий в плечах пожилой человек скалит зубы. И эта бородища, и белозубый, как у юнца, рот напоминают мне мое детство.

— Нравится? — улыбается бородач. И в шутку предлагает мне убедиться, что борода у него настоящая.

— Очень, — смеюсь я. — Был у меня в детстве один дружок. Отец у него носил такую же бородищу. Неродной отец. А вот настоящий его родитель — партизан в гражданскую — тот даже кличку имел: Черная Борода! Храбрый, говорят, был партизан. Большие деньги за него колчаковцы обещали. Но погиб… А мы, мальчишки, воюя с нэпманскими сынками, свой тайный отряд так и назвали: «Черная Борода»…

— Слыхал? — подтолкнул бородач соседа. — Выходит, не одна у нас в лесах «Черная Борода», была и другая! — И, видя мое недоумение, пояснил: — Южный отряд у нас так называется. Героический отряд. И командир его, слыхать, дюже храбрый. Из военных он. И вроде как из сибирских…

От неожиданности я даже подскочил. Неужели судьба свела меня с кем-нибудь из друзей детства?.. Нет, нет, конечно, простое совпадение… А, может быть, все же…

Вероятно, мой растерянный вид немало озадачил бородача, и он нерешительно и дружески улыбнулся:

— Вижу, взбаламутил я вас, товарищ старший лейтенант. Мало ли черных да рыжих бород по местам нашим… Конечно, оно всяко бывает…

— Где этот отряд? — перебил я. — Как зовут командира? Его фамилия?!.

— Фамилия? — вдруг посуровел партизан. — Ну, фамилии вам тут никто не скажет. Да у нас ее и не знают. Ни к чему это, — уклончиво заключил он. — А коли интересуетесь, каков он из себя, — начальство наше спросите, может, и скажут…

Я бросился искать комиссара. Чёрт с ним, с самолетом, улечу потом, но если командиром «Черной Бороды» окажется…

Самолет уже догружал раненых, а я метался от костра к костру, от землянки к землянке в поисках неуловимого комиссара. Нашел я его у одной из землянок: он проверял почту…

— Разрешите, товарищ комиссар!..

— А, писатель! — весело усмехнулся тот. — А вы почему не в самолете? Второго ждать долго…

— Скажите, пожалуйста, кто у вас командиром «Черной Бороды»? Вы знаете этого командира?..

Комиссар недоуменно посмотрел на меня и даже отложил почту.

— А что это вас так вдруг заинтересовало, товарищ старший лейтенант?

Я опешил. Действительно, мой неожиданный и, наверное, нелепый вопрос мог показаться по меньшей мере странным. Но раздумывать было некогда, и я торопливо и сбивчиво объяснил комиссару всё.

— А уж я думал, беда какая, — снова подобрел он. — Только ничего я вам не скажу. И не потому, что нельзя, а сам я его никогда не видал и не знаю. И никто у нас о нем ничего не знает. Человек он там новый, года еще не воюет. Да и сам отряд столько же. Мы о нем только с Большой земли по рации слышим, что командир он толковый, народец его отчаянный, фрицам не то что покою — жизни не дает. Вот завтра связного туда пошлем, этот может для вас узнать…

— Товарищ комиссар, разрешите и мне с ним в Южный?.. То есть в отряд «Черная Борода»? Мне обязательно надо побывать там! Обязательно! — соврал я: задания у меня такого не было.

— Ну, что ж, это можно, — подумав, ответил тот. — А на Большую землю когда?

— Это неважно! Я и у вас мог бы пробыть до следующего самолета. Но раз выпал случай…

И в этот момент взревели моторы. Самолет пробежал мимо нас, оторвался и скрылся за чернотой леса.

— На лошадях ездили? — спросил комиссар, внимательно проводив взглядом бомбардировщик.

— Ездил! — опять соврал я. На чем другом, а верхом я за всю свою жизнь не проехал и метра.

— Ну и лады. Синцов! — крикнул в ночь комиссар. — Проводи товарища старшего лейтенанта в гостиницу! — И опять, обращаясь ко мне, шутливо добавил: — Вы-то тоже, видать, отчаянный, а? Ну что ж, может, и верно дружка отыщете. Ступайте, ждут вас. Отдыхайте, как следует, а то завтра раненько подыму… да и путь дальний.

«Гостиницей» оказалась небольшая землянка с двумя свободными топчанами из досок. На одном из них я и расположился.

…Сон не шел. Взвинченный рассказом бородача и надеждой на счастливую и неожиданную встречу с товарищем далекого невозвратного детства, я ворочался с боку на бок, курил, закрывался с головой шинелью, чтобы не слышать голосов за землянкой. Детство все настойчивее напоминало мне о себе, рисовало давно растерянные памятью живые картины. Как наяву, виделись мне булыжные и пыльные улицы старого Иркутска, его Знаменского предместья, наш огромный, забитый домами, домишками и кладовками двор, белая каменная церковная ограда. И уже не в темноту, а в наше кухонное окно вижу я, как бегают по двору