Читать книгу "Американский принц - Сьерра Симоне"

Сиерра Симон

Американский принц

ГЛАВА 1

Эмбри

Прошлое

Я встретил короля, когда мне был двадцать один год.

Но это я забежал вперед.

Сначала обо мне: я — Эмбри Мур, сын ужасного вице-губернатора Вивьен Мур. Для внешнего мира я, скорее всего, похож на принца. Я вырос, имея лошадей, яхты и собственное гребаное озеро, ходил в самые престижные учебные заведения, рано окончил колледж и удрал, чтобы поиграть в войну, потому что это казалось веселым занятием.

Так и было до того, как на самом деле началась война. Когда люди думали, что карпатские сепаратисты будут оставаться там, где всегда и были, и война казалась самым лучшим приключением: провести некоторое время в горах, немного поиграть в солдата, и добавить строчку в резюме для моего неизбежного будущего в политике.

Принцы все время это делают.

Легко.

И было легко… пока не настал второй месяц моего пребывания на базе.

Помнится, я хотел курить. Вот почему я пропустил начало боя. Наступил вечер, розовые сумерки замаскировали приземистое уродство базы, и, когда я схватил со своей кровати серебряный портсигар и ринулся во двор, помню, подумал, что мир не может стать еще красивее, чем был в тот момент. Мазки оранжевого, красного и фиолетового цветов на западе, темные отроги гор — на востоке, свежий чистый воздух и обещание мерцания звезд над головой. Что может быть прекраснее этого? Что еще смогло бы заблокировать мои мысли, перехватить мое дыхание, остановить все, за исключением благоговения и невероятной благодарности?

Это показывает, что тогда я думал совсем по-другому, задавая вопрос «Что?» вместо того, чтобы спросить «Кто?».

Я повернул за угол во двор, уже вытаскивая сигарету, чтобы ее зажечь, когда мимо меня промчалось размытое пятно серо-коричневого-зеленого цвета, столкнувшись с другим пятном серо-коричнево-зеленого цвета. Я отскочил назад, сигарету выбило из моей руки, и затоптали чьи-то ноги, и меня едва не засосало в торнадо из кулаков и сапог, которые собирались в толпу со всех сторон.

— Это была моя последняя сигарета, мудак, — сказал я, не обращаясь ни к кому в частности.

Большой парень, которого называли Даг — большой пистолет (к этому времени все забыли его настоящее имя), смотрел на драку, скрестив руки и с явным выражением отвращения на лице.

— Идиоты.

Я согласно крякнул. Недавно, в рамках какой-то новой инициативы в области здравоохранения, на склад прекратили доставлять сигареты и мне сегодня вечером действительно, действительно не хотелось идти пешком в маленькую украинскую деревню, чтобы купить себе пачку сигарет. Но теперь выходило так, что придется это сделать.

— Ты собираешься вмешаться? — спросил меня Даг, наклонив голову в сторону потасовки.

— После того, как из-за них я выронил сигарету? Они заслуживают несколько синяков, — сказал я в шутку, но Даг не улыбнулся, и я добавил: — Все равно они — не мои ребята.

В конце концов, это была чертовски большая база, и я не собирался тратить свою энергию на этих двух идиотов, боровшихся бог знает за что.

— Но ты единственный офицер, находящийся поблизости, — заметил Даг.

— Типа тебя это как-то заботит.

На всякий случай я оглядел двор, и, конечно же, у меня было самое высокое звание из всех собравшихся.

С длинным многострадальным вздохом, адресованным Дагу, и, пробормотав несколько слов о том, что я не долбаная няня, я пошел вперед, чтобы разнять парней и дать им понять, что один из них должен мне новую сигарету.

Но кто-то меня обскакал.

Широкоплечий мужчина вошел в центр драки, так же спокойно, как шел бы по пляжу, схватил одного солдата за рубашку на спине и дернул его назад. Резким движением сдержал другого бойца, и сделал это настолько быстро, что мой мозг смог лишь заметить, как что-то мелькнуло. Сверкающие глаза, полные губы. Темные волосы. Такая оливковая кожа, с которой обычно рождаются, которая и зимой остается теплой и бронзовой. Возможно, он — итальянец или же грек.

— Святое дерьмо, — сказал Даг. Он явно был под впечатлением. А, может, и нет. Иногда было трудно что-то сказать, когда дело касалось Дага.

Персиваль Ву, один из наших переводчиков для местных жителей, подошел к нам сзади со стороны казарм.

— Это Колчестер, — сказал он нам с Дагом низким голосом. — Он только вчера сюда приехал.

В тот момент мне было все равно, кем он бы. Я просто был рад тому, что мне не пришлось разбираться с дракой. Честно говоря, я всего несколько месяцев назад покинул офицерско-кадетскую школу, и мне все еще было странно руководить другими людьми.

Я вырос в кругу власти, в кругу людей, которые с легкостью управляли другими, но я сам большую часть своей жизни уклонялся от любой ответственности. Люди, наделенные властью, были чем-то очаровательным и интригующим, а другие люди оценивались лишь по тому, насколько весело с ними мне будет. У меня не было никакой практики, когда дело доходило до заботы о других… Я сам едва мог удержаться от неприятностей.

На самом деле я редко об этом беспокоился. С чего бы мне это делать, когда неприятности обычно приносили много забавного для всех их участников?

Я знаю, что из-за всего этого я казался эгоистичным, и именно таким я и был. Я был плохим эгоистичным ребенком, который превратился в плохого эгоистичного человека… но не путайте эгоизм с забывчивостью. Я знал, насколько плохим я был. Знал, каким грешником был, хотя и говорил себе, что не верю в грехи. Поздно ночью, после того, как я выпивал, трахался или с кем-нибудь дрался (в зависимости от обстоятельств), я лежал в постели и наблюдал за тем, как звезды падали с неба, и знал (просто знал), что я был каким-то противоестественным. Знал, что некоторые люди рождались неправильными, рождались полностью извращенными и пустыми внутри. Знал, что я родился без того, что делало людей храбрыми, чистыми или хорошими. Знал, что я родился без совести или, может быть, без сердца, или без души. Я думал обо всем этом, потом вертелся в постели, закручивая свое тело в простыни, и утыкался лицом в подушку. И когда воздух прекращал поступать в мое тело, я думал о каждом ужасном поступке, который совершил, ненавидел себя за то, каким эгоистичным иногда был, каким легкомысленным. Я точно знал, что не стоит поддаваться гневу, похоти или стремлению уйти от действительности, не стоит доводить их до неизбежно кровоточащего,