Читать книгу "Смерть в объятиях прибоя - Дарья Александровна Булатникова"

Дарья Булатникова

Смерть в объятиях прибоя

ПРОЛОГ

Море…

Как давно она не видела море, чтобы вот так — проснуться рано утром, подойти босиком к окну, отдернуть штору, и перед глазами — ослепительная бескрайняя лазурь. И розовое золото у самого горизонта, там, где поднимается солнце. И тающие в нем силуэты двух кораблей. И всё это сегодня принадлежит ей. И только ей!

Усевшись на подоконник, Женя с удовольствием полюбовалась спускающимися вниз по склону буйными зарослями кустов, усеянных красными и лиловыми цветами. Темная, слегка влажная зелень пахла по-южному томно и чувственно. А дальше, метрах в тридцати, начинался пляж, на котором пестрыми группками скучали лежаки, зонты и шезлонги. И ни души.

Женя не выдержала, кинулась в ванную, схватила высохший за ночь купальник и быстренько влезла в него, путаясь пальцами в завязках. Больше ничего надевать она не стала, только сунула ноги в желтые сланцы, купленные специально в цвет купальника, схватила роскошное красное полотенце (полотенце было не её, она обнаружила целую стопку таких в шкафу) и побежала к морю.

На полпути ей стало смешно — бежит и дрожит, словно в предвкушении свиданья. А впрочем, так и есть, с детства она самозабвенно любила море, любила смотреть на него, пробовать на вкус горько-соленую воду, кидаться с разбега в его прохладные объятья. А ещё она любила шторм, когда море становится свинцовым и тяжелым, хлещет в берег и зло шипит, отползая. Если успеть, то можно до следующей волны подбежать и выхватить мокрый зеленый окатыш из бутылочного стекла или очумевшего, помятого прибоем крабика, или пробку от заморского вина. И быстрей назад, от догоняющей пенистой воды, которая может больно ударить галькой по щиколотке и даже сбить с ног.

Но сегодня море было шелковым — абсолютный, безупречный штиль. Да и Женя уже не та голенастая девчонка с выгоревшими непослушными прядями волос и шелушащимися от непривычно горячего солнца плечами, которую родители часами не могли заставить вылезти из воды. И всё равно — ощущение немыслимого счастья и беззаботности переполняло её душу до краев, не оставляя места для чего-то другого.

Пляж был довольно просторным — около ста метров берега, с обеих сторон огороженного высоким кирпичным забором, поверху увенчанным острыми штырями, а там, где начиналась вода — густая сетка по бетонным столбам. Обогнуть, конечно, можно, всего-то метров тридцать проплыть, но Борис уверял, что вряд ли кто на это осмелится, за последние годы научились уважать частную собственность. Вернее, научили. Собаки, хоть и запертые в вольеры за домом, все равно выглядели внушительно — два кавказца и доберман. На гектар территории меньше нельзя.

С берега, заключенного в объятия ограждений, выдавались в море два волнореза, или пирса, как называл их Борис. Он обещал, что сегодня к одному из них пришвартуется его яхта, и они проведут послеобеденное время, катаясь на ней. Подумать только, лупоглазый неуклюжий Борька — владелец такого огромного дома и яхты. Кто бы мог такое представить лет пятнадцать назад?

Женя оставила полотенце на белоснежном лежаке и разулась. Галька была ещё прохладной и идти по ней босиком было приятно. Кое-где она казалась влажной, словно кто-то уже пробежал по ней мокрыми ногами. Крошечная волна лизнула ступню. Вода, прозрачная, зеленоватая и по-утреннему теплая принимала её постепенно, шаг за шагом. А потом Женя не выдержала, бросилась рыбкой вперед, нырнула, не заботясь о прическе. В воде открыла глаза, выдохнула воздух и поплыла вперед размашистым кролем. Плавать она умела и любила. Только вот давно не было возможности. Разве что в бассейне, но это совсем другое — суррогат, пахнущий хлоркой и чужими телами.

Она вошла в море между левым пирсом и сеткой, и теперь, сделав широкую дугу, плыла вокруг длинной бетонной полосы, на которой стояло три шезлонга, сплетенных из ивовых прутьев. Раньше Женя видела такие только в кино, и они своими круглыми оголовьями напоминали ей саркофаги египетских мумий. Вчера ей довелось посидеть в одном — очень удобно, можно развернуть его так, чтобы верх полностью защищал голову от солнца, а тело загорало.

Перевернувшись на спину, она раскинула руки и зажмурила глаза. Море почти незаметно покачивало её, легко удерживая в своих в широких добрых ладонях. Только свет и вода — больше ничего не существовало в этом мире. Только море и она.

Сколько она так пролежала — неизвестно, может быть, пять минут, а может, и полчаса. Потом снова нырнула и под водой поплыла к пирсу. Чувствовался утренний прилив, помогавший двигаться быстрее, хотя ей это было и не нужно. Но приятно. С пирса спускалась металлическая лесенка, и она вскарабкалась по ней, постояла, нежась в начавшем теплеть воздухе. Ерошила пальцами мокрые волосы, чтобы хоть немного просохли, растирала ладонями по телу соленые капли. Потом, не спеша, побрела по шершавому бетону к берегу, вглядываясь в воду. Та была настолько прозрачной, что хорошо было видно дно, редкие бурые водоросли, круглые ракушки и стайки мальков, внезапно сверкающих чешуей и исчезающих непонятно куда.

Уже дойдя почти до конца, вернее, до начала пирса, Женя заметила ещё одну ракушку, забившуюся в щель между бетоном и металлическим основанием тумбы, наклонилась, было, за ней, но её отвлекло что-то непонятное, плавающее неподалеку. Оно было голубоватым, но не таким прозрачным, как вода, более плотным и тяжелым. Между пирсами расстояние метров тридцать, и это что-то было, вроде бы, поближе к другому, правому. Поэтому Женя быстро добежала до берега — отсюда было вообще ничего не разглядеть, слишком малый угол зрения — миновала эти тридцать метров и шагнула на другой пирс.

Теперь она шла медленно, осторожно огибая невысокие чугунные тумбы. Кажется, их называют кнехтами? Наверняка в воде плавает какая-то глупость, вроде унесенной у какого-нибудь ротозея рубашки или даже штанов, уговаривала она себя. Или старая дырявая резиновая лодка, или просто драный полиэтиленовый пакет. Или…

Это был не пакет. И не лодка. Хотя рубаха и штаны были. Джинсовые. А в них был Сашка Вершинин. Женя как-то сразу поняла, что это он, хотя мужиков в таком наряде можно встретить на побережье тысячи, если не десятки тысяч. Но это был именно Сашка — подойдя поближе, к самому краю пирса, она сквозь воду видела уже и знакомые черты его лица, вокруг которого ореолом колыхались темные волосы, и открытые глаза, и свешивающийся на цепочке с шеи серебряный