Читать книгу "Принц из Парижа - Екатерина Неволина"

Меня зовут Жанна. Но в классе часто называют француженкой. Я, конечно, делаю вид, что сержусь, но на самом деле это мне льстит. Я брежу Парижем, его улицами, полными народа, глянцевыми, блестящими витринами модных магазинов, где выставлены такие туфельки, что за них можно отдать весь остаток жизни; запахами и изобилием кондитерских, где есть все – от настоящих багетов с хрустящей корочкой и нежнейшей, тающей во рту мякотью до крохотных изящных пирожных, которые так похожи на произведения искусства, что их можно выставлять в музее.

Моя любимая музыка – песни настоящих француженок: Эдит Пиаф и Мирей Матье… Мои любимые актрисы – Изабель Аджани и Жюльет Бинош. Мой любимый актер – Гаспар Ульель. О, это отдельная история! Этот парень с трогательными ямочками на щеках стал моей настоящей любовью. Его цветные фотографии – увы, конечно же распечатки из Интернета – висят в моей комнате повсюду. Самый любимый портрет – над кроватью. Засыпая, я целую его бумажные губы, а просыпаясь, говорю: «Доброе утро, любимый!»

Я и сама похожа на француженку. У меня каштановые волосы, подстриженные безупречным удлиненным каре, веселые карие глаза чуть миндалевидной формы в обрамлении длинных черных ресниц, маленький задорный носик и, главное, очень красивые руки с тонкими запястьями и длинными пальцами, на которых шикарно смотрятся множество тоненьких колечек, которые я надеваю. Я люблю свои руки и иногда сама любуюсь ими – они кажутся мне парой белых резвых птиц. Я даже пробовала курить, потому что сигарета здорово мне идет и позволяет показать запястья во всей красе, но не выдержала и бросила, едва начав. Курение – не для меня. Наверное, я слишком несерьезна, чтобы иметь серьезные вредные привычки.

Что еще можно сказать обо мне? Я учусь в одиннадцатом классе и четко вижу свое будущее.

Когда-нибудь я стану самостоятельной обеспеченной девушкой. У меня будет изящное белое – к загару – платье и красная машина-кабриолет с откидным верхом, на которой я уеду на Лазурный Берег, а вслед, словно длинный шарф Айседоры Дункан, будет виться: «Non Je Ne Regrette Rien»…[1]

Я закрываю глаза и вижу это ясно, как наяву. Нет, даже яснее. Я уже слышу ласковый шепот моря и певучие голоса, небрежно переговаривающиеся по-французски… Вот я на щедро залитой тепло-золотистым солнечным светом набережной Ниццы. На мне – длинное белое платье, сандалии и небрежно сдвинутая шляпка, на поводке – поджарая борзая с ухоженной блестящей шерстью. Мы идем, и все оглядываются нам вслед…

– Жанна, ау, ты с нами или нет?

Голос учительницы разбивает хрусталь моих мечтаний, и он рассыпается по парте множеством сверкающих льдинок-осколков.

Я снова в Москве. За окном – вечное серое, хмурое, будто насупившееся небо. Как же непохоже на сияющую лазурью и солнцем праздничную Ниццу!..

– А… Я здесь, – машинально отвечаю я.

– Она не здесь, она уже в Париже! – острит Инга.

Я бросаю на нее короткий, но острый, как кинжал, взгляд. Авось наколется.

– Жанна, слушай, пожалуйста, – примирительно произносит учительница, – тебе еще экзамены сдавать.

Да провалились бы они, эти экзамены!

Но я киваю – эдакая пай-девочка, девочка-конфетка.

Правую щеку словно опаляет жаром.

Это Димка Совицкий, мой сосед по парте, опять уставился на меня с пламенным обожанием. Кстати, он – мой раб. Он решает за меня контрольные, носит сумки (когда я это позволяю ему в качестве вознаграждения) и покупает шоколадки. Конечно, я не всегда его так балую. Парней вообще нужно держать в узде, чтобы не позволяли себе лишнего. Им это на самом деле нравится. Чем презрительнее к ним относишься, тем больше они тебя обожают. Проверено на Димке. Он готов ради меня буквально на все. Вчера я разрешила ему проводить меня домой, потребовав за это плату. Нет, не деньги. Деньги – это неинтересно. Даже не сладости. Всего лишь поступок. Совицкий должен был подходить к тем, на кого я укажу, и говорить им разные глупости, кукарекать, петь песни. И что бы вы думали? Делал!

Наверное, поэтому я его никогда не полюблю. Рабов нельзя любить, их можно только презирать, иногда жалеть. Единственный для него способ заполучить мое сердце – это достать его у меня из груди. Но Димочка, конечно, на такое не способен! Был бы способен, возможно, я отнеслась бы к нему иначе. Хотя на Гаспара Ульеля он, конечно, никак не похож, далеко не такой красавчик. Темноволосый, худощавый, чуть-чуть сутуловатый, стеснительный. В общем, знай свое место, раб!

Тем временем урок закончился, и я, проигнорировав умоляющий взгляд соседа по парте, подхватила под руку свою подружку Алиску и отправилась прогуляться по коридору. Мы с ней часто так гуляем, очень удачно оттеняя друг друга: я брюнетка со стильной стрижкой, Алиска – блондинка с длинными, до середины спины, волосами. Можно не сомневаться, что мы – самые красивые девчонки в школе. Это в очередной раз подтверждают провожающие нас взгляды парней. Однако подойти наши мачо школьного разлива боятся, зная, что лучше не попадаться нам на язычки – мигом высмеем. Девочки тоже держатся в стороне. С некоторыми из них, например с Ингой, у нас вялотекущая холодная война, с другими – безразличный нейтралитет, третьих, которые набивались нам в подруги, мы с Алиской отшили, не разводя лишних церемоний. Мы вообще слишком яркие птички для нашего застоявшегося, как болото, класса. В общем, дружим мы вдвоем, неразлучные и в то же время не нуждающиеся больше ни в чьем обществе.

– Ты посмотри на своего Димочку! – шепчет Алиска, наклоняясь к моему уху, так что ее волосы щекочут мне щеку. – Он смотрит на тебя так, словно ты – булочка с изюмом. Того и гляди, слюна изо рта закапает!

Я царственно пожимаю плечами:

– Обойдется! Скорее подавится!

Мы с Алиской смеемся.

Чуть дальше, у окна, я вижу стоящего к нам спиной парня. Кажется, это Леша Беляев из параллельного класса. Он неотрывно смотрит куда-то.

– Подойдем, – киваю я на него подруге. – Спросим, чем он там любуется.

– Подойдем! – она с готовностью соглашается.

Мы приблизились к Леше и с обеих сторон заглянули через его плечо. Странно – ничего особенного.

– Что-нибудь интересное? – тем не менее спросила я, заправляя прядь волос за ухо.

Лешка обернулся, и меня поразили его глаза. Какие-то необыкновенно синие и… я даже не знаю, с чем сравнить – распахнутые, что ли.

– Первый снег. Как красиво, вы видели? – произнес он, словно и не замечая нас с Алиской.

Совершенно обычные слова, но в то же время в его голосе, в его взгляде было что-то такое… особенное, что вдруг меня зацепило.