Читать книгу "Второй шанс - Эмили Хейнсворт"

Уже два месяца мне снится один и тот же сон: Вив, будя громким смехом ночное эхо, появляется из-за стекла пассажирской двери, за которой горит огонь. Идет ко мне, порочно улыбаясь и покачивая бедрами. Я испытываю болезненное желание дотронуться до нее, погрузить пальцы в ее черные кудри. Позади Вив пылает жаркое пламя, и, оказавшись ближе, она превращается в темный контрастный силуэт на ярком фоне. Больше всего на свете мне хочется почувствовать аромат ее тела — от Вив всегда пахло весной, обнять, провести пальцами по коже и больше никогда уже не отпускать. Но она неожиданно останавливается и отворачивается. Отблески пламени играют на ее щеке. Хочется кричать, но я нем. Хочется дотянуться до нее, но меня словно разбил паралич. Вив разворачивается и уходит обратно, в огонь. Снова уходит.

Сжимаю пальцы в кулак и просыпаюсь. У библиотечного стола с видом человека, не знающего, что делать, стоит Майк Лиу.

Привет, Кам. Звонок прозвенел.

Вытираю уголок рта рукой и отрываю лицо от лежащего на столе блокнота. Спираль, которой скреплены страницы, оставила на щеке глубокий ребристый след.

Спасибо.

Прежде чем уйти, Майк поправляет лямки висящего за спиной рюкзака.

Не за что.

Глядя на его удаляющуюся спину, жалею, что ничего не смог сказать ему, кроме этих слов. Но с некоторых пор и пара слов стала для меня непозволительной роскошью.

Старшеклассники, сидевшие в читальном зале, разошлись, и я остался в одиночестве.

Смотрю в окно, откинувшись на спинку стула. С того места, где я сижу, отлично видны угол здания и перекресток. Долго смотрю туда, где случилась трагедия, до тех пор, пока за стеклом не появляется и, промелькнув, не исчезает женская головка со спутанными черными волосами. Вскакиваю на ноги, чуть не опрокинув стул. Замерев на месте и не дыша, я часто моргаю, пытаясь понять, что это было, но, похоже, мимо окна всего лишь пролетела ворона. Я выдыхаю. Вив нет в живых уже целых два месяца, но мне все время кажется, что она где-то рядом. Она везде и нигде.

На дворе начало октября, но на улице слишком жарко для этого времени года. Бабье лето. С деревьев еще не облетела листва, а с цветов — лепестки. Жизнь бьет ключом. Скорее бы пришла зима и заморозила все кругом.

Мне пора на урок тригонометрии, но вместо того чтобы отправиться туда, я бегу на угол. Пришлось поработать над расписанием занятий, но теперь я могу видеть эту часть здания из окон всех классов, в которых приходится бывать на протяжении дня. Для постороннего взгляда это обычный, ничем не примечательный перекресток. Переломившийся пополам столб уличного освещения заменили новым, повреждения на газоне и бордюре устранены. Фотографии, рисунки и мягкие игрушки выгорели на солнце и превращаются постепенно в одно сплошное безликое месиво. Цветы, которые я принес на неделе, увяли.

С момента трагедии прошло два месяца.

Сегодня ровно шестьдесят дней.

Если точнее, сегодня вечером.

Стараюсь не смотреть на фотографии, с которых улыбается Вив, но одна из них все же привлекает внимание. Она из ежегодного школьного альбома. Тогда Вив, едва успев стать старшеклассницей, записалась в группу поддержки нашей футбольной команды. Ее фигура еще не сформировалась, это видно по тому, как нескладно сидит на ней форма. В волосах красные и белые ленты. На щеках здоровый румянец; улыбка еще шире, чем мне казалось, когда Вив была жива. Заставляю себя еще раз прочесть записи на памятной доске, хоть и знаю их все наизусть.

«Вив, нам тебя не хватает».

Почему плохие вещи случаются только с хорошими людьми? Мне тебя не хватает, Вив. Поверить не могу в то, что тебя нет. Сжимаю кулаки, чувствуя, как кончики ногтей впиваются в ладони. С другими все не так. На самом деле всем только кажется, что им не хватает Вив. Я помню всех оставивших подписи в ее память. Никто из них не считал ее близкой подругой. Нельзя резко отказываться от участия в общественной жизни, как это сделала она. В таком случае ты либо перестаешь быть своим, либо становишься изгоем, как я.

Хочется курить.

На дне рюкзака спрятана пачка сигарет. Копаюсь в тетрадях и листах бумаги, стараясь ее найти. Наконец под пальцами шуршит целлофан. Вынув помятую пачку, стучу ею по ладони. Подняв картонную крышечку, достаю сигарету, засовываю в рот и хлопаю по карманам в поисках зажигалки. В карманах бардак, ничего не найти, и я раздражаюсь. Снова копаюсь в рюкзаке, пока не нащупываю небольшую выпуклость под подкладкой — ну, наконец-то. В подкладке небольшая прореха, и я, желая скорее закурить, еще больше рву ее, чтобы вытащить застрявшую зажигалку. Неожиданно оказывается, что вместо дешевенькой «Бик» я держу в руке свою старую «Зиппо». Эта неожиданная находка заставляет меня замереть на месте.

Опомнившись, провожу пальцами по монограмме, сделанной Вив в честь моего семнадцатого дня рождения. Это инициалы: две буквы — «К» и «П». Зажимаю металлическую коробочку в кулаке, чтобы не видеть гравировки, но чувствую ее кончиками пальцев, а это, оказывается, еще хуже.

Зажигалка холодная, гладкая и твердая. Сжимаю пальцы, пока они не становятся совсем белыми. Не успев даже осознать, что я делаю, забрасываю прямоугольную коробочку в искалеченные кусты, в которые влетела машина Вив. Я уверен, это то самое место, потому что, очнувшись рядом с ее бездыханным телом, пахнущим бензином и засыпанным осколками стекла, я вышел из машины и, обходя ее, упал в эти кусты. Колючие и жесткие ветки исцарапали меня, и спустя несколько дней после аварии я все еще видел следы под рубашкой. Я плохо помню события того вечера; только искаженные после удара о стекло водительской двери черты окровавленного лица Вив да эти чертовы кусты врезались в память навечно.

Если бы я не уронил проклятую зажигалку и Вив, хохоча и называя меня растеряхой, не нагнулась бы, чтобы помочь ее найти, — а главное, если бы она не гнала так, торопясь завалиться в постель у меня дома, — и если бы на улице не было так мокро из-за дождя — мне бы, возможно, не пришлось стоять, глядя на место, где окончилась ее короткая жизнь.

Лучше б погиб я, а не она.

Проклятая зажигалка.

Зря я сюда пришел. Мне всегда становится хуже на этом месте. Стою у столба, гладя рукой его шероховатую поверхность, и вдруг сзади кто-то окликает меня.