Читать книгу "Пройдя долиной смертной тени - blueberry marshmallow"

Пройдя долиной смертной тени

========== Глава 1. Все начинается с падения. ==========

Конец октября — времена не лучшей погоды для Москвы. Для вечеринок за городом, возможно, тоже. Влажный и уже почти морозный ветер проникал в открытые окна снятого на ночь особняка, колыхал шторы и бутафорскую паутину, но гости, прибывающие уже сильно под градусом, не ощущали холода. Сегодня же Хэллоуин — разве не чудесный повод напиться, перенимая западные традиции? Вот и Мария была в этом уверена.

Вечер только начинался, до наступления ночи было ещё далеко, но на улице уже стемнело, ее мрак сгущался вокруг двухэтажного дома, из которого так громко звучала музыка, что ее басы, должно быть, грохотали даже на ближайшем шоссе.

Терновый венок, гвозди в кистях

Мастурбация, пальцы в брюшных полостях

Иисус Христос с подельниками нас не простят

Вот мы с монахиней на корвете и уносимся в ад*

Мария любила этот трек. Она вообще отчего-то любила все, что так или иначе порочило или унижало религиозные мотивы. Какая-то психологическая травма? Да вроде нет. Обычное детство, обычная школа, обычный неоконченный университет. Никто не окунал Сербскую с головой в веру с малых лет. Забавно лишь то, что, будучи ребенком, она уже не верила в Бога. Всегда хихикала в церкви, полагая, что это взрослые так играют.

Вот и для сегодняшней тусовки девушка избрала образ, так хорошо подходящий ее внутреннему миру — порочная монахиня. Красное кружевное боди, красные же ботфорты, черный плащ, увешанные цепями с готическими крестами, броский смоки-макияж и алая помада. Выцветшие синие волосы с сильно отросшими корнями скрывал за собой традиционный головной убор католической монашки. И, конечно, такой наряд не мог не привлекать внимание парней, сильно выделяясь в общей массе ведьмочек. Здесь сегодня собрались бывшие одногруппники Марии, которых она официально бросила летом, отчислившись по собственному желанию. Однако, на тусовки ее по-прежнему звали.

— Маш, ну ты просто огонь, — Кирилл бросал в ее стороны сальные взгляды и комментарии, все пытаясь примазаться к танцующей девушке.

— Если ты слабоумный, то напоминаю, что не люблю, когда меня так зовут, — по звуку ее голоса казалось, что Сербская мурлычет, однако в этой фразе слышалась и неприкрытая желчь. — Я Мария.

— Типа как Магдалина? — одногруппник находил эту шутку очень крутой и уместной.

Мария же не сочла это за шутку вовсе.

Все вокруг вертелось. Это из-за бликов диско-шара? Или то вина алкоголя? Сербская всегда пила красное — кровь Христа и все дела. Любила она все эти отсылки.

Но сейчас дело было явно не в этом. Ее словно… накачали?

Девушка вдруг потеряла возможность управлять своим телом самостоятельно и, покачнувшись, попала прямо в руки Кирилла. Она окинула парня ошалелым взглядом, тот же смотрел на нее так довольно, что хотелось сблевать прямо ему в лицо. Деревянные стены загородного дома уплывали вдаль, но Мария не была готова так легко сдаваться. Одногруппники продолжали веселиться, бухать, и никого вокруг не смущало то, как Кирилл внаглую почти лапает Сербскую при всех. Поднимающаяся из самых глубин ребер злость хорошо отрезвляла. Настолько хорошо, что уже в следующее мгновение девушка, почти висящая на руках мучителя, собрала все силы в кулак, или будет вернее сказать — в колено, и лягнула Кирилла что есть мочи прямо в пах.

Обидчик взвыл, складываясь пополам:

— Сука драная!

Мария же смачно шлепнулась на задницу. Суматоха, наконец-то, привлекла внимание остальных ребят. Все закончили танцевать, отвлеклись от своих разговоров, пытаясь понять, что произошло.

— Этот мудак что-то подсыпал мне! — почти рыча, уведомила Сербская всех и сразу.

Она как раз поднималась на ноги и отряхивала свой плащ, когда Кирилл смог выпрямиться и прохрипеть в ответ:

— Она пиздит!

Он уже было хотел хватить ее за руку (или за что угодно, что попадется), когда как вмешались остальные парни. Девушки завизжали, испугавшись драки. Мария поморщилась от их неприятного писка. Вечеринка явно не удалась, и ничего здесь более ее не держит. Более того — если она останется, кое-кому несдобровать.

— Адьос, безбожники, — Сербская, сильно храбрясь, отсалютовала бывшим приятелям, с которыми ее более ничего не связывало, схватила свой черный кожаный рюкзачок и направилась в выходу из особняка.

Ноги ее, к счастью, слушались, а вот сознание — не особо, поскольку она и не вспомнила про свое пальто, висящее на общей вешалке на входе. Девчонки что-то кричали ей вслед, но Марии было слишком тошно слушать их притворное беспокойство.

Девушка шагнула в ночь. Какое-то время она вполне спокойно шла сначала по вымощенной деревом дорожке, но, когда дошла до просёлочной дороги, начала трезветь из-за октябрьского холода. Даже зубы начали постукивать. У нее сейчас было два пути: налево — к шоссе, направо — к окраине ближайшего маленького города, до которого было рукой подать. Решив, что при выборе первого варианта есть большая вероятность, что ее примут за проститутку, Мария шагнула вправо.

И с каждым таким шагом уверенность растворялась, топилась, как маршмеллоу в горячем шоколаде. Господи, она бы сейчас так много отдала за горячий шоколад! Но гордость не позволит ей вернуться к остальным. Нет. Уж лучше она дойдёт до вменяемого населенного пункта и вызовет оттуда такси. Так Сербская и шагала вдоль редких домов, которые вскоре стали появляться все чаще, а под ногами появился асфальт. Дойдя до некой задрипанной автобусной остановки, Мария выудила из рюкзачка свой телефон, и… тот оказался разряжен.

— Боже бля, ну за что, — цедила она сквозь зубы, остервенело нажимая на боковую кнопку айфона, будто это чем-то могло помочь.

Девушка огляделась по сторонам и вдруг заприметила одинокую фигуру в света желтушного фонаря. Кажется, парень какой-то. Может, хотя бы он вызовет ей такси? На улице начинало моросить, кожа покрывалась непрошенной мерзкой влагой.

— Эй, стой! — Мария догнала его.

Кажется, они примерно одного возраста.

— Стой, мне нужна помощь.

И только теперь Сербская поняла, куда тот шел — чуть дальше по улице свет фонарей отражался в золотых крестах. Серьезно? Она вдруг вспомнила, как одета, и едва не прыснула со смеху.

Осень Филипп никогда не любил. Она напоминала ему о том, что за торжеством красоты всегда идут увядание и смерть. Не самые правильные мысли для слуги Господа, но что поделать. Потому настроение у него было сумрачным, совершенно не правильным. Не к тому он привык, когда все остальное время находился в мыслях о божественной благодати. Иногда Филипп думал над тем, что