Читать книгу "Глафира - Алексей Александрович Провоторов"

Алексей Провоторов

ГЛАФИРА

Им обоим не нравилась темнота за створками. Густая, масляная, и какая-то грязная. Казалось, она вот-вот потечёт из щели, как мазут. Луч фонаря елозил по рифлёному полу, рождая тусклые колкие отблески. Дальше не видно было и этого, словно на пол тоже налипла тьма.

В окружающем мраке стоял глуховатый, с призрачным эхом, рокот. Иногда казалось, что это не шум самого корабля; что это возится и мычит кто-то огромный там, в темноте.

— «Арвид», ответь, вызывает Северин. — Тишина и фоновый шум, в котором можно услышать всё, что угодно. — «Арвид», ответь, у нас проблемы.

— Сеееееиии шшшттттииииём, Сшшшшшсссшшшшня?

Северин ругнулся и отключил рацию. Нужно было ждать окна, хоть убейся.

Вынужденное радиомолчание раздражало. Обычно Северин не замечал за собой склонности к разговорам, и чужие голоса под шлемом не любил. Они напоминали ему крошки за воротником, свитер с колючим горлом, зуд недельной щетины и прочую дрянь. Но сейчас, здесь, он готов был признать, что людского присутствия, хотя бы в аудиоформате, ему не хватает.

А чтобы поговорить с Оксаной, приходилось прижиматься шлемом к шлему — на ближней дистанции связь работала почти так же паршиво.

Старый корабль был безлюден, по крайней мере грузовые палубы, по которым они шагали сорок минут, пока не упёрлись в заклинившую дверь.

Это были объёмистые, пустые помещения, занимавшие в кормовой части почти всё пространство, от борта до борта. Стены, расчерченные проводкой, сварными швами, ребристыми креплениями для дополнительных настилов, терялись в темноте; луч фонаря едва добивал до них. А за ними, за слоями термоизоляции и композитами обшивки, был космос. Глубокий, открытый, как ни назови. «Глафира» пришла оттуда, из-за границ системы.

Здесь не было следов человеческого, а хоть и нечеловеческого, присутствия. На решётках перекрытий лежала пыль, и на ней отсутствовали отпечатки ботинок. Значит, команда «Ермила» сюда не добралась.

Хрен знает куда все делись, подумал Северин, и в очередной раз протёр манжетой перчатки стекло шлема. Военные уже около четырёх часов не выходили на связь. А во время последнего сеанса велели ни за что не подниматься на борт «Глафиры» без скафандров и не дышать её воздухом. Поэтому и Северин, и Оксана пользовались только баллонами, заблокировав внешние очистные фильтры, позволявшие забирать кислород снаружи.

Вообще-то Северин знал обо всём этом лишь со слов капитана — запись им никто не прокрутил, что было несколько странно, но, с оглядкой на военное присутствие — ожидаемо, пусть и несправедливо. Вот и думай, размышлял он. Велели как — с пояснениями, без пояснений, сдержанно, но настойчиво, или с криками на последнем дыхании? Не хотелось так думать о военных, но почему-то ведь теперь они молчали.

В скафандре, хоть и дешёвом, конечно, он не ощущал никакой внешней температуры, а термометр на запястье уже месяца три как сбился и ничего толкового не показывал, но… Если полумрак грузовых палуб казался холодным и сухим, то темнота в узком проёме раздвижных дверей почему-то выглядела затхлой и тёплой. Наверное, потому что там не было этих тусклых зеленоватых огней, сдыхающих под сводом, холодного пыльного блеска силовых ферм, серого ячеистого настила палубы, железного пунктира косо свисающих цепей. Северин пока не чувствовал поплывшего вектора притяжения, а вот крюки лебёдок уже начали отклоняться — генератор гравитации, который зависел от основной силовой установки, давал сбои.

Северин перестал светить в проём — всё равно без толку, фонарь-то ещё просунешь, а шлем уже никак — и отошёл влево, к ручному вороту, который они с Оксаной так и не смогли сдвинуть, как ни налегали на ручки по краям кольца. Махнул напарнице рукой, — мол, не вышло, ждём; прислонился стальной переборке, и стал смотреть наверх, в покачивающуюся, располосованную сталью темноту.

Корабль не молчал ни минуты. То был глухой в разреженном воздухе, бессмысленный, нелюдской стон машины, впавшей в забытьё. Он пробирался сквозь все слои скафандра, резонировал через подошвы, полз по ногам, вызывая какое-то нервное чувство в коленях; проникал под шлемы и никуда не уходил. Иногда этот душу тянущий звук расплетался на составляющие, и они начинали звучать будто бы по отдельности, каждый на своём слое. Словно усталый оркестр интровертов — все вместе и каждый в одиночестве. Звуки падали в тишину и выкатывались обратно, отторгаемые нею. Бессмысленные, тяжёлые, как дурной сон.

Противно и тоскливо, как забытая собака, выл где-то в вентиляции разреженный воздух. Может быть, из-за разности давлений в дальних концах огромного корабля — никто не мог поручиться, что обшивка не имеет пробоин; что цел шлюз, к которому пристыковался «Ермил», челнок военизированной команды. В конце концов, никто ведь не знал, что случилось с грузовиком на пути домой.

Угрожающе рокотал медленно, но верно раздираемый гравитационным взаимодействием корпус. Звук походил на замедленный скрип каких-то чудовищных, космических качелей. Он был гораздо более низок и нетороплив, но так же безысходен. Силовая установка продолжала пытаться завесить корабль в точке Лагранжа между Тагла-6 и её крупнейшим спутником, но грузовоз медленно сваливался к тёмно-зелёному, едва ли не бесцветному боку космического гиганта. Впрочем, отсюда, из железных недр корабля, ни планеты, ни тупой каменной морды спутника, ни далёкой искры Таглы видно не было.

Слабо, призрачно, словно какие-то потусторонние, мёртвые колокольчики, звенели покосившиеся цепи лебёдок, закреплённых под сводом.

Скрипели, шуршали, потрескивали, а иногда падали со звоном ещё какие-то невидимые в темноте части, поскольку искусственная гравитация сбоила всё сильнее, от чего казалось, что помещения корабля заваливаются на бок, вправо. Будто судно и вправду тонет. Северин от этого нервничал, ему начинало казаться, что они опасно близко к планете, что ледяной, сокрушительный гелиево-метановый океан атмосферы уже лижет тёмные борта грузовоза, никогда не видевшие никаких атмосфер — тяжёлые межзвёздные грузовики со времён колонизации системы обретались на орбитальных верфях.

Вопли радиоэфира заставляли держать связь выключенной почти всё время. Они слишком действовали на нервы, а на малой громкости похожи были на шёпот, да настолько, что всё время хотелось обернуться, хотя ни внутри скафандров, ни снаружи, кричать и шептать словно бы не по-человечески было некому.

Северин никогда раньше не бывал на таких кораблях. Колония на Тагла-2, и вторичная колония на Тагла-4 были основаны около полусотни лет назад, так что родился он уже здесь.

Два года назад отказала основная антенна межзвёздной связи, служившая, кроме прочего, маяком для звездолётов; оплот и столп дальней коммуникации Таглы. Корабли из метрополии, и так редкие, перестали приходить