Читать книгу "Русская церковная смута 1921-1931 гг. - Антон Владимирович Карташев"

А.В. Карташев, И.А. Стратонов

Русская церковная смута 1921–1931 гг.

© Издательство «Сатисъ», оригинал-макет, оформление, 2006

* * *

Сщмч. Тихон, Патриарх Московский и всея Руси

А.В. Карташев

Временное Правительство и Русская Церковь

I.

Эпоха Временного правительства России 1917 г. была только прологом ко всем ужасам большевизма, терзающим Россию вот уже второе десятилетие. Поэтому очень многие русские рассматривают эти быстро промелькнувшие 8 месяцев первого революционного правительства исключительно в мрачном свете и не хотят признать в них ничего положительного, ничего светлого. Величайшие страдания Родины от революции и острые личные страдания лишают людей всякого беспристрастия. А между тем нечто положительное и светлое в деяниях Временного правительства должно быть признано и, конечно, будет признано спокойным и объективным судом истории. И это положительное относится по преимуществу к судьбе Русской Церкви.

Все другие деяния Временного правительства погибли и рассеялись как дым. И только одно его дело: внутреннего освобождения церкви, даже под внешним порабощением большевиков, устояло. Под эгидой Временного правительства и с его помощью Русская Православная Церковь вернула себе присущее ей по природе право самоуправления по ее каноническим нормам. Государственное Учредительное собрание не удалось и было разогнано большевиками. А Церковное Учредительное Собрание (т. е. первый поместный Собор), благодаря сочувствию Временного Правительства, успело собраться и сделать свое главное дело: восстановить канонический строй церковного самоуправления с патриархом во главе. Для всякого учреждения существенно важен его правомерный строй. В правомерности его формальное здоровье, обеспечивающее правильность его функций. Для церкви ее канонический строй есть сугубая ценность. Он не только гарантирует ее внешнюю и внутреннюю свободу, но и силу ее мистических действий. Нарушение канонического строя причиняет глубокие страдания совести членов церкви, ибо порождает сомнения, подлинна ли, истинна ли, спасительна ли в мистическом смысле та видимая церковь, к которой принадлежат данные, может быть самые религиозно добросовестные лица. Этих страданий не поймут люди внецерковные. Они понятны лишь изнутри церкви.

Но канонический строй свободного, соборного самоуправления, в данную историческую минуту, для Русской Церкви имел и чрезвычайное утилитарное значение. Он ее спас, насколько это возможно было среди наступившей катастрофы, от грозившего ей глубокого и внешнего и внутреннего распада. Если бы не новая конституция церкви, данная ей собором 1917 г., т. е. создание заново до тех пор не существовавшей основной единицы самоуправляющегося церковного прихода, затем образования выборных органов епархиального управления, выборного епископата, таких же высших органов управления, возглавляемых соборно избранным пожизненным патриархом под контролем периодически собираемого собора, – если бы не все это – то гонение, воздвигнутое на церковь коммунизмом, кроме тех внешних потрясений, которые отсюда произошли, грозило бы и внутренне свести ее почти на нет как организацию. Вся предшествующая история русской церкви, как церкви национально-государственной и особенно ее синодального периода, делала ее организационно беззащитной в борьбе за свое существование. Бюрократический строй Духовного Регламента Петра Великого отрывал иерархию от народа и народ от дел церкви. Распыленный и формально бесправный в церковной организации народ (в параллель со своим политическим бесправием при самодержавном строе) был совершенно не подготовлен к организационной борьбе за церковь. Еще более, чем народ, была к этому не подготовлена и даже совершенно беспомощна небольшая группа иерархов в 100–150 человек, всецело зависевшая от назначившей ее государственной власти и потерявшая вместе с падением этой власти всякую опору[1].

Данные собором 1917 года формы приходской организации и выборности духовенства и епископата в другое спокойное время могли бы, может быть, и не войти так глубоко в жизнь, как это случилось в настоящее героическое время в России. Приходы, например, почти чудесно разрешили ту материальную задачу, перед которой русское правительство два столетия стояло, как перед неразрешимой проблемой. Под бичами и скорпионами большевизма новорожденные приходы, в голодающей и нищей стране, после ограбления всех церковных ценностей, сумели обеспечить культовую жизнь церкви и дать содержание духовенству. Коммунистические законы воспретили нормальное функционирование центральных и епархиальных органов управления, обезглавили церковь, не говоря уже об арестах и ссылках иерархии и всяческом поддерживании конкурирующих раскольнических формаций (живая церковь). Несмотря на это, молекулярная интенсивная жизнь церкви бьет живым ключом в скромных приходских ячейках.

Конечно, внутренняя духовная живучесть Русской Церкви, проявленный ею бесспорный героизм мученичества и исповедничества не могли быть даны ей никакой внешней силой и никакими внешними формами со стороны. Как не мог отнять и окончательно угасить этих внутренних духовных возможностей и стеснявший ее свободу старый синодальный строй. Тут проявилась неумирающая сила Христовой веры вообще во все времена и у всех народов, в частности и у религиозно-одаренного русского народа. Но историк обязан с благодарностью признать и учесть, что реформа церкви 1917 г., ничего не прибавляя к внутренним благодатным силам Русской Церкви, дала ей, несомненно, великую помощь и внешнее подкрепление в ее теперешнем тяжелом положении.

Велико значение, помимо всяких утилитарных соображений, устройства церкви на правильных канонических началах, даже если внешнее большевистское насилие и не позволяет их вполне воплотить в конкретных открытых формах. Великую невесомую ценность для Русской Церкви в ее нынешнем героическом подвиге составляет ее внутреннее сознание своей канонической непорочности и, наоборот, порочности и греховности всех тех единиц, групп и целых частей Русской Церкви, которые, самочинно и беззаконно, не по установленным канонами правилам, отпадали от ее законной центральной власти. Даже не имея во главе своего патриарха, из-за внешнего препятствия со стороны коммунистической власти, Русская Православная Церковь имеет его в своем сердце и в своем добром намерении избрать и вместе с тем развернуть всю полноту своей канонической организованности в первую же минуту внешнего освобождения. Если можно так выразиться, с момента своего восстановления на соборе 1917 года Русская Церковь полна внутреннего духовного здоровья, полна чувством своей канонической праведности и святости. Это сознание воодушевляет ее и заставляет забыть обо всех внешних привилегиях прошлого синодального периода, когда лучшие русские иерархи и высоко культурные члены церкви непрестанно воздыхали в тяжких объятиях государственного плена и чувствовали себя очень смущенными под ударами злой критики римско-католиков, упрекавших их в предательстве свободы церкви. Равным образом Русская Церковь, отныне безупречная с точки зрения канонических норм, чувствует себя морально сильной и в неразрешенном еще каноническом вопросе о закономерности процесса отделения от нее ее бывших частей. Как Церковь-мать, она имеет бесспорное право произнести окончательный, ей по канонам