Читать книгу "Повесть о нетрусливом мальчике - Н. А. Лето"

Н. А. Лето

Повесть о нетрусливом мальчике

***

Наверное, у каждого человека есть события, повлиявшие на его становление. И я естественно не исключение. Происходили они в далёком уездном городе, не сказать, чтобы на отшибе, но и не вблизи нашей некогда Краснокаменной столицы. Здесь производили оружие ещё при императорах, пряники пекли при узурпаторе, а после пришествия Совета ссылали политически неугодных.

Мой отец Пётр Иванович Штепфан был назначен начальником одного из таких ужасных политических лагерей. Отказаться от данного «подарка судьбы» он никак не мог, иначе бы лишился и хлипкой, но всё же карьеры государственного служащего. А отправились мы всей семьёй фактически в ссылку по достаточно тривиальным причинам.

Отец никогда не отличался особыми талантами, поэтому развить свою карьеру в должной степени в Северной столице не мог никак, пускай свёкр ему и помогал. Характер у Петра Ивановича был скверный, не терпящий ограничений и крайне эгоистичный. А если у подобных людей не выходит удовлетворить свои амбиции, то карты, выпивка и женщины плавно и навсегда входят в их жизнь. Никто не понимал, как Иван Семёнович Весов — мой любимый дедушка и прокурор одного из городских округов, позволил своей дочери выйти замуж за него. Они ненавидели друг друга. Дедушка не терпел безалаберности отца и даже хотел требовать развода из-за того, что Штепфан проиграл практически всё имущество в карты. Но моя матушка не позволила, высказала свою непреклонную позицию под названием «я его люблю» и отказалась полностью от финансовой поддержки деда, запретив ему приближаться ко мне и сёстрам. Иван Семёнович решил окончательно вправить ей мозги и отправил отца в далёкий городишко. Он полагал, что его милая девочка не сможет вынести таких условий и сбежит при первой же возможности. Но моя матушка не сделала этого ни в первый год, ни когда вместе с младшенькой Сашенькой заболела тифом.

Я помню эти моменты крайне смутно, а все причины и следствия мне прояснила старшая сестра Мария, но уже после моего выпуска из Академии Северного Флота, когда я, приехав в дом, увидел её в инвалидной коляске. Она, наплевав на запрет умирающей матери и отца, угрожающего ей страшной карой, всё-таки связалась с дедом и выбила его помощь при поступлении, потому что, знаете, никто не сможет устроиться в высшее учебное заведение, не имея хоть какую-нибудь связь с «приличными людьми». Ах, моя бедная Машенька. Я и не знал, что сделает с ней отец после моего отъезда, знал бы забрал бы с собой. И она и мать всегда пытались огородить меня и младшую Сашеньку от всех тягостей этого мира, беря их на свои хрупки, но чертовски сильные плечи.

Мы и не понимали, насколько им было тяжело. Дети не замечают черноты и горести от отсутствия денег и постоянных скандалов. А если и замечают, то стараются поскорее спрятать так глубоко в себя, как только возможно, пока отец вновь не придёт пьяный после расстрела и не ударит, кашляющую кровью мать.

Хоть и денег было мало, но всяко больше чем у восьмидесяти процентов этого бедного народа. Да и уважение присутствовало. Я бы даже сказал излишне гипертрофированное. Такое и было нужно моему отцу. Они возводили надзирателей в ранг богов, выше коих был лишь градоначальник. Поэтому те не гнушались брать "дары", чтобы отмазать кого-то или же подписав бумагу отпустить пару-тройку заключённых якобы на кладбище, но на деле к разорившейся семье в опустевшую от голода деревню, ведь те продали всё лишь бы вернуть дорогого Ванюшеньку, Петеньку и далее по списку.

Но мой отец был крайне принципиален в этом отношении, наверное, поэтому мать так скоропостижно умерла, а у меня и сестёр была дистрофия. Он никогда не брал взяток, считая это ниже своего достоинства. Зарплаты уездного, пусть и полковника не хватило бы и на двоих. А если ртов пять, да и отец коррупцию не приемлет. Хотя, сейчас, когда я сам нахожусь на достаточно высоком посту в Северной столице, в личном непосредственном подчинении Николая Омутова, я уважаю эту, казалось бы, единственную положительную черту в личности Петра Ивановича. Принципы скрепляют мир. Вот только иногда нужно поступаться ими ради любимых.

И понял я это лишь после знакомства с, казалось бы, простым заключённым одного из Тульских лагерей.

Встретил я Романа Викторовича случайно. Вообще детям не принято разгуливать по территории лагеря, но в тот момент это было неизбежно, ведь я такую возможность имел. Мы не могли позволить нанять педагога для подготовки меня к вступительному экзамену хотя бы в наземное подразделение Академии. Но волею судьбы, которая и руководит всеми нами, секретарём моего отца был выпускник военно-морского подразделения, направленный сюда исключительно по несправедливости. Его сместил сынок одного из новых «Значимых лиц», разделявших долю в бизнесе Имперского судьи. Малый он был крайне не порядочный, но умный, и сам предложил отцу заниматься со мной фактически за «гроши». "Фактически" — всего на пятнадцать процентов дешевле, чем специалисты, однако матушка ухватилась за эту возможность. Но даже для этих жалких трёхсот рублей в месяц она устроилась торговкой, уже на третью по счёту работу. Я до сих пор помню, как её некогда мягкие и бледные руки потрескались, вздулись от вен и покраснели уже в первый год нашего проживания в Туле. Днём она уходила на базар, вечерами учила двух моих сестёр, а ночью она и Маша зашивали и стирали тряпки.

Так ещё скандалы отца о его несостоятельности терпела и ни разу мне и младшенькой о нём дурного слова не сказала. Именно тогда я и понял, какой же сильной бывает женщина.

Территория лагеря была огорожена высокими бетонными стенами, а бараки, в которых и жили заключённые, сколочены из пластов плотно сжатых опилок. Тогда стояли лютые морозы, и я улизнул с урока арифматики, чтобы проверить, как же живут «отморозки», коих так ненавидел мой отец. Длинный домишка, похожий на ангар для коров, который я выбрал для изучения находился в противоположном от административного здания конце лагеря. За бетонным забором росли огромные сосны, поэтому вокруг были разбросаны шишки, гнилые иголки и отломившиеся в бурю ветви. Людей в том блоке быть не должно, вчера начался расстрел, поэтому вероятности нарваться на кого-нибудь из заключённых и патруля не было.

Я помню леденящий холод внутри барака номер 26. Нет не от того, что на улице стоял декабрь. Просто там пахло