Читать книгу "Объект насилия - Борис Седов"

Права оказалась Борщиха, предрекавшая мне: «Скоро для тебя все перевернется. Ты прекратишь жить. И начнешь выживать». Все перевернулось!

И самое интересное, что смело можно было сказать: перевернулось не в самую худшую сторону. Иными словами, безжалостное сожжение моей холостяцкой берлоги большой бедой для меня не обернулось. Скорее, наоборот.

Я прекратил жить…

…в своей полностью выгоревшей, израненной осколками квартирке. Я в одночасье превратился в бомжа. Без жилья. Без имущества. Без документов. Без кредитных карточек. Без единой копейки в кармане.

Правда, с относительно солидным банковским счетом. С надежной работой. И – самое главное! – с многочисленными соратниками и друзьями, которые ни за что не отдали бы меня на растерзание предпринявшим массированную атаку несчастьям.

Я начал выживать…

…в уже знакомом роскошном пентхаузе-триплексе – надежно охраняемой крепости, неприступной для поджигателей машин и гранатометчиков, последнее время проявлявших к моей ничтожной персоне повышенный интерес. Притом на этот раз я перебрался на Петроградку уже не на три жалких дня, а всерьез и надолго. Сразу же подключил к Интернету компьютер, настроил по своему вкусу джакузи и, решив оставаться фаталистом и не обращать на превратности судьбы никакого внимания, принялся с аппетитом вкушать все прелести бытия, какие только можно извлечь из одиночного плавания по жизни в трехуровневых хоромах с пятью спальнями, четырьмя туалетами и миниатюрным японским садиком, разбитым на крыше десятиэтажного дома.

Впрочем, существовал и другой вариант решения моей жилищной проблемы – Василисина студия. Не было бы пентхауза – для меня это был бы единственный выход, и я, скорее всего, перебрался бы на постой к девочке с едко-лиловыми волосами. Но пентхауз был, и Борщиха, как только я позвонил и сообщил о пожаре, первым делом упомянула о нем – радушно предложила жить там сколько влезет. Поэтому, когда Василиса, оценив грустным взглядом пропахшее гарью пожарище, еще пару часов назад бывшее моей уютной квартиркой, неуверенно заикнулась о том, что могу разделить с ней ее скромную обитель, я благодарно чмокнул свою боевую подругу в щечку и отказался:

– Спасибо, малышка. Только боюсь, нам вдвоем будет у тебя тесновато. И мы, как все нормальные люди, уже через несколько дней начнем грызться. Так что лучше уж поживу на конспиративной квартире. А ты просто почаще приезжай ко мне в гости. Договорились?

Василиса равнодушно кивнула, и у меня создалось впечатление, что на иной ответ она и не рассчитывала. Стану я ютиться с ней в ее неуютной каморке, когда в альтернативе имеются, во-первых, роскошные апартаменты с надежной охраной и приходящей прислугой, а во-вторых, полнейшая независимость и возможность всегда побыть одному!

Итак, передав свою изуродованную квартиру в распоряжение экспертов и дознавателей, я в тот же день перебрался в пентхауз – настолько просторный, что в нем без проблем могли разместиться три-четыре многодетных семьи или сотни две-три гастарбайтеров из Таджикистана. Мне же предстояло наслаждаться здесь полнейшим уединением. Которое в первый же вечер нарушила Татьяна Григорьевна Борщ.

Она, как обычно, явилась без предупреждения. Привезла мне двадцать тысяч баксов на обустройство, пистолет с предусмотрительно выписанной на мое имя лицензией и целую гору инструкций насчет того, как мне жить дальше.

Я терпеливо выслушивал их на протяжении часа.

Охотно принял предложение о помощи в восстановлении документов (по сути, мне оставалось лишь сфотографироваться и расписаться в бумажках, которые привезут прямо на дом, всю остальную возню – и немалую – брала на себя Организация). И решительно отказался от охраны, которую мне собирались приставить, пока кое-кому не накрутят хвосты за выходку с гранатометом; пока меня не оставят в покое.

– От выстрела киллера никакие телохранители не уберегут, – хладнокровно констатировал я. – Захотят прикончить – прикончат.

– Не выйдет, – заверила меня Татьяна Григорьевна. Как я сразу отметил, не совсем уверенным тоном.

– Что ж, поживем – увидим. – Я в это время крутил в руках длинноствольный травматический «вальтер П99», стреляющий резиновыми пулями. Потом аккуратно уложил пистолет обратно в коробку, в которой его – новехонького – приволокла мне Борщиха.

– Я не люблю оружия. Василиса разве вам не рассказывала? – Я понюхал вкусно пахнущую хорошей кожей наплечную кобуру и присоединил ее к пистолету.

– Василиса рассказывала, что наблюдала за тобой в тире, и выглядел ты там впечатляюще.

– Одно дело – тир. Совсем другое – улица, – рассудительно заметил я.

– Поэтому я и не предлагаю тебе боевого оружия. А эта пукалка, – Татьяна Григорьевна ткнула пальцем в коробку, – способна лишь вызвать болевой шок и напрочь отбить желание связываться с ее обладателем. Прикончить кого-нибудь из нее можно только случайно. Если попасть, скажем, в висок или в основание черепа.

Я улыбнулся. Многоопытная Татьяна Григорьевна, несомненно, лучше меня разбиралась в том, куда нужно целить из травматического пистолета, чтобы получить труп.

– С нашими «макарычами» и «осами» этот немец не идет ни в какое сравнение, – продолжала она сватать мне «вальтер». – Те поражают с расстояния до пяти метров, не больше. Немец легко лупит метров на двадцать. К тому же обойма у него на шестнадцать патронов…

– Не понимаю, – набравшись смелости, перебил я Борщиху, – какой смысл мне таскать с собой эту брызгалку на шестнадцать резинок, если от киллера она меня все равно не спасет?

– Не спасет, – не стала спорить Татьяна Григорьевна. – Но помимо киллеров встречаются еще и здоровенные костоломы с бейсбольными битами. И с задачей не убивать, а всего лишь раздробить заказанному им человеку коленные чашечки, отправить его на полгода в больницу.

Всего лишь раздробить человеку коленные чашечки; всего лишь сделать его инвалидом.

Для кровожадной Борщихи, возможно, это и было «всего лишь». А вот меня при мысли о костоломах с бейсбольными битами аж передернуло.

– Не исключено, что можешь столкнуться именно с подобными типами, – продолжала пугать меня Борщ. – Так же как не исключено, что это будет привет не от Наркевича, а от кого-то другого.

«Совсем не исключено, – мысленно согласился я. – За последнее время я накопил немало желающих переломать мне копыта».

– Хорошо, пистолет я с собой поношу. Остается еще один нерешенный вопрос. – Я скосил глаза на выложенные Борщихой на стол две пачки стодолларовых банкнот. – Это что? Премия за хорошо выполненную работу? Компенсация за понесенный ущерб?