Читать книгу "Колдовской мир: Волшебный пояс. Проклятие Зарстора. Тайны Колдовского мира - Андрэ Нортон"

История Арвона записана во множестве хроник, потому что древность этой земли не вообразить людям, хотя бы те унаследовали от Древней расы долгий век жизни. Одни предания почти забылись, оставив в памяти сказителей лишь клочки да обрывки. Другие сложены недавно и подробны. Но в стране, где знают и используют Силу, чудеса следуют за ней, как тонкорунные овцы в Долинах следуют за дудочкой пастуха.

Арвон сохранил немного воспоминаний о Семерых Владыках и о тех, кто правил до них и чей суд еще жив в этой стране. Даже владеющие Силой не знают и не узнают всего.

Кто такая Гуннора? Может быть, она была Мудрой и стояла так высоко, что после ее кончины пошли слухи, будто была она не женщиной из плоти и крови, а бестелесным духом? Если и так – тропу к этой истине давно затянуло туманом. Но влияние Гунноры осталось, и все женщины знают это и черпают из этого силу. Потому что символ Гунноры – спелые колосья, переплетенные со зрелыми виноградными лозами. Амулет с этим знаком носит каждая женщина, она касается его в миг зачатия и крепко сжимает, когда приходит время рожать.

К святилищу Гунноры приходят те, кому в гадании выпали неясные руны; у нее просят средства от бесплодия и для облегчения родов.

В святилище Гунноры и начинается хроника Кетана: если говорить простым языком моей страны, а не высокой речью сказителей, – моя история. Однако случившееся в том святилище в день моего рождения долго оставалось тайной. И лишь чудо открыло ее свету и глазам людей.

Четыре клана: Красные мантии, Золотые мантии, Голубые и Серебряные мантии – держатся старого обычая в наследовании. Власть главы рода переходит не к его сыну, а к сыну его родной сестры, потому что кровное родство в кланах ведется по женской линии. Владение Кар До Прон должен был унаследовать сын Ироизы.

Ее брат, владетель Эрах, женился рано и уже имел сына Магуса и дочь Тэйни (тогда еще в колыбели), а Ироиза не спешила принять в свои покои мужчину. Она была яростно горда, Дар же ее был невелик. В ранней юности она училась у Мудрых Гарт-Хауэла, и одну из их числа, Урсиллу, привела с собой в Кар До Прон, когда ее призвали вернуться.

Ироиза твердо верила, что со временем родит сына, который займет место вождя. И вылепить этого сына, его тело и душу, собиралась она со всем тщанием, чтобы, когда воины поднимут его на щите и прокричат его имя в четырех углах Большого зала, он стал править не по своей, а по ее воле. В этом замысле ее поддерживала Урсилла, и к услугам Ироизы были все познания Мудрой.

Никто не мог бы назвать отца ребенка, которого она понесла в начале весны года Красного Вепря. Ироиза вольна была избрать себе мужчину для краткосрочного союза. Исподволь шептались, что мужчину этого привела ей Урсилла, но лучше было не копать слишком глубоко, чтобы не открылось не вполне человеческое – или более чем человеческое – происхождение наследника. Ведь Ироиза не сомневалась, что носит сына. И Урсилла поддерживала ее в этой убежденности.

В месяц Снежной Птицы госпожа Ироиза со своими прислужницами и Урсиллой отправилась в святилище Гунноры, потому что Мудрая Урсилла, гадая на роды, получила невнятный ответ. Ее беспокойство передалось Ироизе, и та решила, что никакая помощь в осуществлении пожирающих ее желаний не будет лишней. И вот по гладкому пути, потому что снег еще укрывал землю (хотя в полдень в воздухе уже чувствовалось весеннее тепло), они отправились в святилище.

У Гунноры не было ни жриц, ни служительниц. Взыскующие ее помощи не видели ее, хотя порой ощущали ее присутствие. Итак, по приезде их никто не встретил. Только в конюшнях, поодаль от святилища, стояли две лошади да во дворе метался, как запертый в клетку дикий кот, мужчина, не смевший войти во внутренние помещения, принадлежащие одной Гунноре.

Незнакомец взглянул на вошедшую Ироизу, неуклюжую из-за раздувшегося чрева. И тотчас отвернулся, как если бы опасался поступить невежливо. Поэтому он не заметил долгого оценивающего взгляда Урсиллы и не видел, как нахмурилась Мудрая, проходя мимо, словно ее краешком задела некая тревожная мысль.

Впрочем, подопечная скоро отвлекла ее от раздумий, потому что госпожа Ироиза, как видно, ошиблась в сроках и время ее подошло. Ее уложили в одной из маленьких келий, где с ней осталась только Урсилла, остальные же дожидались за дверью.

В воздухе висел сладостный аромат, словно кругом обильно цвели летние луга, и Ироизе мнилось, будто она гуляет в цветнике большого сада. Боль была, но была далекой, как бы отдельной от ее тела и ничего не значила. Зато в женщине зарождалась великая радость, какой прежде не ведала ее холодная, коварная душа.

Она не знала, что в соседней келье святилища лежала другая женщина и при ней была Мудрая из соседней деревни. Та роженица тоже видела радостные сны, ожидая, когда дитя окажется в ее объятиях и прижмется к полному любви сердцу.

Ни одна из женщин не знала, что собирается буря, а вот метавшийся по двору мужчина вышел к воротам и, глядя на черную гору туч, беспокойно вздрогнул. Он думал, что хорошо изучил все капризы погоды, но такой набрякшей тишины под темным облачным сводом не видел много лет. По своей природе мужчина был открыт Силам, недоступным арвонским мужам. И сейчас, быть может, одна из тех Сил собиралась явиться угрозой всему, что было под ней.

Руки его легли на пояс, пробежались пальцами по всей длине ремня, словно искали чего-то и не находили. Но он не опускал головы, глядя на тучи с угрюмым вызовом, готовый встретить то, что – он готов был поверить – подгоняло их. Одет он был просто: в коричневый дублет без рукавов поверх рубахи цвета лесной зелени. Плащ он бросил во дворе. Зеленые штанины были заправлены в тусклые коричневые сапоги для верховой езды.

Но и в такой одежде трудно было счесть его земледельцем или даже хозяином маленького незначительного поместья. Густые темные волосы уходили ото лба острым углом, и глаза на его обветренном дотемна лице были странные – карие с желтизной, как глаза большой кошки. И взглянувший в них поторопился бы отвести взгляд от этого властного лица, угадывая, что этот человек послушен только собственной воле.