Читать книгу "Скажи мне, где я - Адриана Мэзер"

В детстве на вопрос взрослых, кем я хочу стать, когда вырасту, я давала самые разные безумные ответы. Учительнице я заявила, что хочу стать лежебокой, чтобы весь день валяться под пледом на диване. Матери своей лучшей подруги Эмили я говорила, что буду дегустировать печенье, потому что именно этим мечтала заниматься Эмили. А папе я как-то сказала, что хочу быть ножом, чтобы резать сэндвичи с жареным сыром на два красивых треугольника вместо четырех дурацких квадратиков, как всегда делал он. В ответ на мое заявление папа, разумеется, удивленно вскинул брови и принялся объяснять, что девочка – это живое существо, которое можно порезать, а нож – острый кусок стали, который режет. Но теперь, когда вдруг выяснилось, что бо́льшая часть моего детства была опутана ложью, я начинаю думать, что была права, выбирая нож в качестве будущей профессии, – потому что за последние несколько недель в Академии Абскондити я оказалась ближе, чем когда-либо, к тому, чтобы одновременно стать и ножом, и его жертвой.

Прикрыв за собой дверь лазарета, иду по пустому, освещенному факелами коридору. Опускаю рукав на перевязанную руку – медсестра положила мне на рану какое-то мощное снадобье, от которого пахнет сосновыми иголками и глиной. Она несколько раз повторила, как мне повезло, что я выжила, упав с дерева во дворе, и чудом ничего себе не сломала. При этом часто цокала языком и говорила: «Вы, молодежь, слишком легкомысленно ко всему относитесь». Однако сомневаюсь, что она сочла бы меня такой уж везучей, если бы знала, что меня сбросили с дерева, потому что Семья Львов жаждет моей смерти.

Свернув за угол, оказываюсь в начале очередного пустого коридора, который полностью тонет во мраке. Факелы не горят. В одном из них едва тлеют догорающие угольки. Странно… Разве их не должны были заменить? И куда подевались все охранники Академии? Обычно они по одному дежурят в каждом коридоре. Резко останавливаюсь и с подозрением вглядываюсь в темноту – в голове мелькает мысль, не лучше ли вернуться в лазарет, но в эту минуту до слуха доносится слабый, похожий на бульканье звук.

Слегка наклонившись, напрягаю слух. Входить в темный коридор страшно – как будто темнота может меня укусить. На секунду повисает полная тишина, и я спрашиваю себя, уж не померещился ли мне тот звук. И тут тишину нарушает прерывистый кашель, и меня охватывает паника.

– Новембер! – раздается придушенный голос. Я узнаю этот голос, и внутри все холодеет.

– Эш?! – кричу я.

Откинув все страхи и сомнения, бросаюсь в темноту.

Сапоги ритмично стучат по каменному полу. От быстрого бега перехватывает дыхание. Касаясь рукой стены, чтобы не упасть, я изо всех сил мчусь на исполненный страха голос Эша.

Впереди, по левую сторону коридора, замечаю узкую полоску света, проникающего из-под закрытой двери, – и чем ближе я к ней, тем отчетливее слышатся звуки, напоминающие хрипы при удушье. В темноте хватаюсь за щеколду и всем своим весом наваливаюсь на тяжелую деревянную дверь. Скрипят, словно подвывая, старые петли, дверь открывается. Врываюсь в комнату и останавливаюсь так резко, что чуть не падаю с ног.

Тяжело дыша, я стараюсь унять бешеное сердцебиение. Передо мной огромная зала с каменными стенами и высоким сводчатым потолком. Почему-то в ней нет никакой мебели, кроме роскошного, похожего на трон кресла, которое стоит на возвышении возле дальней стены. Стены увешаны причудливыми портретами и богато вытканными гобеленами. Но отнюдь не архитектурные детали комнаты и не ее убранство так ошеломили меня, а… трупы.

Окидываю взглядом огромную залу и прижимаю руку ко рту, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик. Весь пол устлан телами людей с перекошенными от боли в последние минуты жизни лицами. Большинство из них мне незнакомы. Но потом в дальнем конце комнаты я замечаю Эша: он судорожно царапает себе горло, на губах выступила пена. Рядом лежит Лейла, а возле нее – Инес, Аарья и Маттео. Их распластанные на полу тела с неестественно изогнутыми спинами неподвижны, на горле алеют кровавые порезы. А перед ними, спиной ко мне, стоит высокий седой человек. Он смеется, долго и громко.

– Нет-нет-нет… – торопливо выдыхаю я.

В висках молотками стучит кровь. Я пробираюсь через мертвые тела, едва переставляя ноги из-за охватившего меня ужаса.

Лейла все еще держится за горло изящной рукой, как будто с трудом пытается сделать глоток воздуха, но глаза ее закрыты, и она лежит совершенно неподвижно. Вскрикнув, я спотыкаюсь о чью-то руку и, потеряв равновесие, упираюсь ладонями в холодный каменный пол. Тут же резко выпрямляюсь. Смотрю в полные отчаяния глаза Эша. Он снова хрипит, давится и тянет ко мне руку.

Человек с седыми волосами сверху вниз смотрит на Эша, который из последних сил продолжает бороться за жизнь.

– Что вы с ними сделали? – кричу я, с трудом проглатывая вставший поперек горла ком.

Старик склоняется над Эшем, сжимая в руке маленькую синюю бутылочку. «Яд», – в ужасе думаю я и умоляю его остановиться, но слова путаются и превращаются в беспомощный невнятный всхлип.

– Хочешь сказать, мы сделали, Новембер, – не оборачиваясь, отвечает старик – его голос похож на злобное урчание большой кошки.

Он подносит бутылочку к губам Эша, но Эш не смотрит на него. Его глаза прикованы к моей руке. Проследив за его взглядом, я замечаю у себя в руках такую же маленькую синюю бутылочку.

Старик вливает жидкость из своей бутылочки Эшу в рот, а я все кричу и кричу.

* * *

– Новембер?

Я подскакиваю, неловко выбросив руки в стороны, чтобы удержать равновесие, и хватаю серую бархатную подушку. С губ срывается крик, сдавленный и жалкий.

Эш крепко держит меня за плечи, стараясь успокоить.

– Я не… – начинаю я, но тут же замолкаю. Все как в тумане, нервы напряжены до предела, а сердце колотится так, будто я и в самом деле бежала по коридору к той страшной комнате.

– Посмотри вокруг, Новембер. Дыши, – спокойно говорит Эш, и я стараюсь ухватиться за его слова.

Бегло оглядываю комнату: вижу огонь в камине, столик для завтрака возле окна, бордовые светомаскировочные шторы и Эша – живого, сидящего рядом со мной на диване в гостиной наших с Лейлой апартаментов. Все выглядит как обычно, но ужас не отпускает. И хотя я не могу даже представить, что предшествовало жуткой картине, увиденной мною во сне, одно я знаю наверняка: во всем случившемся виновата я. Это единственное, в чем я уверена.

– Ты был… – хриплым, дрожащим голосом начинаю я. – И это я во всем… – Замолкаю, не в силах описать словами весь тот ужас, которому стала свидетелем. Все казалось таким реальным – реальнее не бывает…

Эш смотрит на меня с сочувствием, как будто прекрасно знает, что могло мне присниться. Делаю глубокий вдох и слегка расслабляю плечи. «Это был кошмар. Просто страшный сон. Все живы», – уговариваю я себя, но беспокойство, словно дурное послевкусие, никак не проходит.