Читать книгу "Фаворит - Валентин Пикуль"

Доцветали на Москве сады и огороды, душно было.

В окна залетали пчелы, гудя отяжеленно — к дождю.

На соседнем дворе князей Хованских бранились прачки, хлестали одна другую жгутами мокрого белья.

И плыл в небе змей бумажный — детишки баловались.

— Эх! — сказал инвалид. — Налью-ка остатнюю…

Конечно, ежели тебе уже на седьмой десяток, а ты в секунд-майорах засиделся, то фортуна злодейская пророчит явное: генерал-аншефом тебе, красну молодцу, не бывать. От этого предвидения майор полков пеших пребывал в давнем унынии и водку потреблять изволил, кою и закусывал карасями сушеными.

1732 год обозначился тогда на Руси…

Издавна ведомо, что воинство инвалидами украшается. А когда от покалеченных уже невмоготу, разгоняют их по домам, дабы, на полатях отлеживаясь, они язвами своими никому глаза не мозолили. Был зван и майор в коллегию воинскую — ради учинения смотра врачебного. А ежели для геройства батального негоден, будут абшид ему давать без пенсии. Опохмелясь щами прокисшими, исправно пошел он себя комиссии предъявить. За столом присутствия сиживали чины некий, весьма лютые.

— Назовись, — потребовали, — кто таков, и поведай нам о страданьях своих. Но языка не трепли попусту, а докладывай экстрактно, потому как время обеденное, а мы с утра раннего сидим тут не пивши, не евши — калеками разными утруждаемся…

Майор толковый рапорт учинил для комиссии:

— Зовусь я Ляксандром Потемкиным, сын Васильев; дворянин роду старого, именьишки мои в провинциях Пензенской да Смоленской; душ крепостных имею с полсотни; в супружестве — да! — сопряжен, но за давностию лет жены не помню, а детками Боженька обидел…

Затем, раздеваясь, стал майор инвалидностью наглядно хвастать: под Азовом из лука татарского в бок стрелен, под Нарвою прикладом шведским по черепу шарахнут, у Риги порохом обожжен изрядно, под Полтавою палашом зверски рублен, а в несчастном Прутском походе рука колесом мортиры помята, отчего персты худо гнутся. Но тут усмотрел он в ряду начальственном «бывого» солдата, который у него раньше в подчинении состоял. А теперь проныра солдат, происхождения «подлого», сам будучи майором, за столом комиссии красовался — при шпаге и портупее с шарфом.

— А ты, гнида, каким побытом середь дворян затесался?

На что ему было ответствовано: чтобы шумства не учинял, иначе его под руки выведут и в протокол вставят. Майор Потемкин поспешно напялил портки, мундир застегнул проворно:

— И пропади вы все с абшидом без пенсии! Лучше уж сгнию в инфантерии, а посрамления чести шляхетской не потерплю…

Через два года после этого казуса, в уважение инвалидности, отставку Потемкину все-таки дали.

— Езжай, — велели начальники, — до дому своего и сиди там тихохонько. Время сейчас таково, что бубнить по углам не пристало…

Было время правления Анны Иоанновны — кровавой!

Александр Васильевич с Москвы-то съехал, но лошадок завернул не на Смоленский тракт, чтобы жену навестить, а занесло его в пензенские края, в убогое именьишко Маншино, что лежало на Киевской дороге. Тут его и попутал лукавый!

Вот уж истинно: седина в бороду — бес в ребро…

Потемкин жену свою Татьяну и впрямь позабыл. От стола-то свадебного его сразу в инфантерию Петра I затолкали, и закувыркало недоросля в битвах да маршах, только успевай поворачиваться. Не оттого ли и не поехал он, сам старый, на родную Смоленщину, чтобы не видеть жены, тоже старой?

А живя в своей деревеньке, заприметил у соседей Скуратовых вдову молоденькую — Дарью Васильевну, что вышла из роду Кондыревых (была она на тридцать лет моложе майора). И полюбилось инвалиду в село Скуратово наезживать. Приедет — честь честью, всем дворянам поклон учинит, а Дарье Васильевне — персонально:

— Уж не кажусь ли я противен тебе, красавушка?

На что вдовица отвечала ему всегда прямодушно:

— Да вы, сударь, еще худого-то ничего не свершили, так с чего бы вам противным казаться?

И стал Потемкин соблазнять молодицу на любовь.

— Мужчины нонеча, — отнекивалась Дарья Скуратова, — очень уж игривы стали, мне, вдовице, опасаться их надобно.

— Так я… тоже вдову — соврал ей Потемкин; стал он ласкаться к Скуратовым, на одиночество жалуясь, что, мол, негде и головы приклонить. — Вот ежели б Дарья-то свет Васильевна дни мои скрасила, — намекал майор, — так я на руках бы ее носил!

Скуратовы быстро уговорили невестку:

— Ты, дуреха, не реви: быть тебе из мичманского в ранге маеорском, а коли несогласна, так со двора нашего сгоним…

Пред святым аналоем стоя, Потемкин и священника обманул, что давно, мол, вдовствует. Дарья Васильевна понесла вскорости, лишь на шестом месяце тягостей нечаянно вызнав, что у мужа супруга жива на Смоленщине.