Читать книгу "Культ Порока. Адепт - Влад Вегашин"

Над городом бушевала гроза. Гром раз за разом раскалывал небо пополам, темные, мрачные тучи накрыли Мидиград пугающе непреодолимым куполом, яркие молнии зло вспарывали темноту. Зловеще завывал ветер, швыряя в оконные стекла пригоршни воды. Струи сильнейшего ливня схлестывались в незримом поединке, переплетались, соединялись — и вновь разбегались, разметанные по сторонам порывами ураганного ветра.

Мэхил, вздохнув, окинул взглядом большой зал таверны, оценивая масштаб последствий побоища. Не везло старой доброй «Пушистой наковальне» в последние дни. Не далее, как вчера вечером, в «Наковальне» отмечал какой-то не то праздник, не то просто день недели, небольшой отряд северян. Человек десять. Как водится, хорошо выпили, поорали песни, а потом заскучали… что логично, скуку развеяли дракой. Мэхил, конечно, сумел угомонить разбушевавшихся стражников при помощи молота, чьей-то матери, и нескольких знакомых, случайно или не очень, но оказавшихся в таверне. К сожалению, северяне все же успели попортить немалое количество столов и скамей — даром, что те были сделаны из цельного дерева, и далеко не каждому было по силам не то, что бросить — даже оторвать такую скамью от пола. Но варвары… что с них возьмешь?

Только трактирщик успел привести зал в порядок, заказать новые столы и скамьи, и навестить знакомых гончара и бондаря, которые поставляли в «Наковальню» один глиняную посуду, второй — деревянные кружки для знаменитого эля, как приключилась новая напасть, и как бы не почище прежней. Даже тот факт, что все убытки Мэхилу обещали возместить — а обещавшие господа были не из тех, кто свои слова нарушает — не примиряли его с сегодняшним происшествием.

Дождь за окном мало-помалу утихал, громовые раскаты вяло рокотали значительно севернее города, небо посветлело, возвещая о приближении рассвета.

Еще раз тяжело вздохнув, трактирщик выбрался из-за наполовину сломанной стойки, добрался до двери, перешагивая через валявшиеся повсюду обломки столов и скамей, разбитую посуду, и прочие следы побоища, и повесил на дверь печальную табличку «закрыто».

Спустя десять минут в таверне кипела работа. Двое дюжих парней споро растаскивали обломки, что в сарай — в хозяйстве пригодится, что в поленницу — тоже пускай пользу приносит. Удалившийся в свою комнату Мэхил скрупулезно подсчитывал убытки, перечисляя каждый сломанный предмет мебели, в особенности — дорогую и милую сердцу деревянную стойку из цельного дуба, каждый расколотый кувшин, покореженное блюдо, подпаленную шкуру на стене, и все прочие мелочи, впрочем, не пытаясь ничего преувеличить или завысить стоимость. Ребята из тринадцатого департамента мелочиться не станут, заплатят, сколько он скажет, однако и наглеть с ними не стоит. Раз заметят — потом головы не сносить.

От вычислений и подсчетов его оторвал осторожный стук в дверь.

— Хозяин, а с этим чево делать? — в щель между косяком и дверью просунулась сначала лохматая голова, а потом и весь «ходячий шкаф» Кемень. В руках он неуклюже вертел тонкую инкрустированную трость.

Несколько секунд Мэхил силился вспомнить, кто и когда мог ее оставить. Вспомнив, помрачнел.

— В угол поставь.

Когда Кемень вышел, трактирщик попытался вернуться к подсчетам, но подлые цифры не желали складываться и перемножаться. Повозившись с ними еще минут десять, Мэхил плюнул, и потянул к себе чистый лист пергамента. Ярлиг с ними, с цифрами, можно и завтра посчитать. А сейчас — составить отчет, пока подробности не выветрились из головы.

Большой зал таверны сегодня почти пустовал. Только двое купцов, собиравшихся отбыть еще днем, но задержавшихся из-за непогоды, мрачно пили эль в углу, да трое стражников упоенно резались в кости, поочередно проигрывая друг другу то алебарды, то мечи, то кирасы и шлемы. Впрочем, Мэхил совсем не жалел о таком малом количестве посетителей, и так оставалось всего два свободных стола. Занято, впрочем, было ровно столько же.

Из «купеческого» угла доносилось невнятное бормотание, из которого можно было вычленить многократно повторяющиеся слова: «убыток», «простой», «процентные ставки», «издержки по контракту», «неустойка», и тому подобное, постоянно перемежающиеся гораздо более понятными и эмоциональными ругательствами. Стражники ругались громче и замысловатее, но при том беззлобнее.

Мэхил медленно возил сухой тряпкой по чистой, полированной доске стойки, временами позевывая от скуки. Он уже около часа подумывал, не объявить ли о закрытии таверны и не выдворить ли стражников восвояси, но всякий раз, когда эта мысль укоренялась в мозгу, и трактирщик всерьез намеревался намекнуть ребятам, что они засиделись, как из зала летело: «Эй, еще эля и ребрышек!». Мэхил вздыхал, прикрикивал на служанку, и наполнял деревянные кружки пенистым, ароматным напитком.

Перевалило за полночь. Мрачные купцы, уставшие кидать недовольные взгляды на природное буйство за окном, удалились в свои комнаты. Стражники играли все более вяло, давно запутавшись, кто, кому, и сколько проиграл. Проследив взглядом за падением опустошенной кружки, трактирщик выбрался из-за стойки и направился к засидевшимся посетителям.

Позже он неоднократно проклял свою жадность, из-за которой так поздно решил закрывать таверну, и благословил замечательные несколько часов, когда было так скучно!

Едва Мэхил приблизился к теплой компании, дабы указать им на позднее время и необходимость покидать зал, как дверь отворилась. На пороге стоял невысокий человек в плаще с капюшоном.

Вода текла с нежданного посетителя ручьями. Дорожный плащ из плотной, водоотталкивающей ткани, тем не менее, промок насквозь — под столь сильным ливнем защититься от воды невозможно. Человек постоял несколько секунд в дверном проеме, окинув зал настороженным взглядом из-под капюшона, и, опираясь на трость, сделал шаг вперед, прикрывая за собой тяжелую дверь. Свободной левой рукой гость откинул капюшон.

«Нет, не человек» — отметил Мэхил. Полуэльф, причем очень молодой. Тонкокостный, изящный, худощавый до болезненности. Черные волосы мокрыми сосульками обрамляют изможденное лицо, на котором выделяются два огромных, по-эльфийски чуть раскосых фиолетовых глаза. Собственно, глаза и фигура, да еще немного заостренные уши — вот и все, что выдавало в нем эльфийские корни. Полуэльф был по-человечески некрасив. Слишком длинный нос, выделяющийся на вытянутом, бледном лице, слишком острый подбородок, слишком маленький рот, слишком резко очерченные скулы.

Пока Мэхил разглядывал посетителя, тот, пошатываясь и заметно хромая на правую ногу, прошел к дальнему столу, стоящему у самого камина, почти упал на скамью, отставил в сторону трость и, путаясь в рукавах, стянул с себя мокрый плащ. Впрочем, его остальная одежда — темно-фиолетовый колет, из под которого виднелась белая рубашка, и черные дорожные штаны — были ничуть не суше. Как и высокие сапоги эльфийского покроя, под которыми на дощатом полу уже начали образовываться лужи.