Читать книгу "Тайна двух лун - Ксения Грациани"

Меня зовут Артур Ланнэ, я врач-психиатр при частной швейцарской клинике «Голубой Лес», и это невероятная история одной моей пациентки, к выздоровлению которой, впрочем, я не имел никакого отношения.

В этих записях я постарался избегать сугубо медицинской терминологии, чтобы не загружать читателя незнакомой ему информацией. Да и, честно говоря, случай Лиз не укладывается в рамки современной психиатрии. Я понял это не сразу, очень долго пытаясь подобрать подходящий диагноз, пока не пришёл к выводу, что его просто не существует.

В конце зимы 1921 года в моём кабинете появился американский проповедник-протестант Бен Родрик, с которым у меня состоялась короткая переписка несколькими месяцами ранее. Я был единственным врачом в клинике, свободно владевшим английским, немецким, французским и испанским, поэтому иностранных пациентов целиком и полностью поручали именно мне.

Плотный, розовощёкий, с лёгким душком спиртного, Бен Родрик вяло пожал мне руку и представил свою жену Джоан, чопорную даму с наморщенным носом и подбородком, который плавно перетекал в шею, подвязанную синим бантом. Они совсем не походили на тех неважно одетых бродячих проповедников, которых можно встретить по воскресеньям на площадях с органчиком на перевес, распевающими хвалебные гимны из книги псалмов. Видно было, что эти двое в прямом смысле слова жили как у Христа за пазухой.

Чету сопровождали также две дочери, девушки на выданье. Они обе были невероятно хороши, хоть и отличались друг от друга разительно. Старшая сияла уверенностью в своей броской и лощёной красоте, но обещала со временем стать похожей на мать. Младшая же напоминала едва распустившийся полевой цветок, с несмелым, но незабываемым очарованием.

По словам родителей, именно она – двадцатитрёхлетняя Лиз – страдала от необъяснимого психического расстройства, излечить которое не удалось ни одному американскому психиатру. Едва Родрики появились в моём кабинете, проповедник вывалил на стол несколько врачебных папок, диагнозы в каждой из которых противоречили друг другу. Мои заморские коллеги так и не смогли понять, что происходит с Лиз – это и привело всё достопочтенное семейство в швейцарские Альпы в надежде на прославленную швейцарскую психиатрию.

Но, как стало ясно в дальнейшем, ещё одной немаловажной причиной столь далёкого путешествия было замужество старшей дочери – двадцатишестилетней Нэнси. Её будущий супруг происходил из очень влиятельной семьи Лонг-Айленда, и родителей жениха крайне беспокоило психическое состояние Лиз. В целом, брак их сына с порядочной и далеко не бедной дочерью проповедника только добавлял их семье ореол благодетели, но родниться с душевнобольной им совершенно не хотелось. Поэтому Лиз не оставалось иного, как принять свою добровольную ссылку в Швейцарию на благо Нэнси.

Впрочем, «Голубой Лес» нельзя было назвать классической больницей. Клиника напоминала скорее горный санаторий. Никаких вам смирительных рубашек, решёток на окнах и прочих ужасов, которые мне, к сожалению, довелось повидать в других местах. Я подумал, что выиграл в лотерею, когда мне предложили работу именно здесь, шестью месяцами ранее. Всё в клинике было устроено для удобства пациентов и для их скорейшего выздоровления. Во всяком случае, сначала я так думал…

Родрики тоже остались в восторге от наших палат, похожих на отельные номера, а также от захватывающих дух горных видов. Прощаясь с младшей дочерью, они уверяли её, что у нас ей будет хорошо как дома, но та и не спорила. В её отношении к сестре я сразу уловил некое чувство вины, вселяемое в неё, видимо, самими родителями.

Семейство совсем ненадолго остановилось в Цюрихе, чтобы совершить мелкие покупки и посетить несколько протестантских церквей, и уже через неделю собралось в обратный путь.

Помню, как перед самым отъездом миссис Родрик, доверительно тронув меня за локоть, произнесла:

– Я боюсь оскорбить вашу безупречную профессиональную этику, доктор, но всё же скажу, хотя вы, конечно, и сами понимаете. Если пресса узнает о том, что одна из Родриков находится в лечебнице для душевнобольных, семья моего будущего зятя окажется в очень неловком положении…

– Разумеется, вы можете рассчитывать… – поспешил заверить я миссис Родрик, но она деликатно прервала меня.

– Доктор, я ничуть в вас не сомневалась, но для успокоения моего материнского сердца мне необходимо это сказать, – сделав намеренно долгую паузу, с чересчур вымученным вздохом, она добавила: – Я доверяю вам мою Лиз, доктор. Позаботьтесь о ней, – но прозвучало это как: «Теперь моя дочь – ваша головная боль, а я умываю руки».

– В «Голубом Лесу» её обследуют лучшие специалисты. Не беспокойтесь. Мы будем сообщать вам о ходе лечения раз в месяц… – я хотел было объяснить ей наш график индивидуальных телефонных собеседований с родными, но миссис Родрик опять остановила меня.

– Ну что вы, доктор, не стоит затруднений, мы полностью полагаемся на вас. Верно, Бенджамин? – обратилась она к мужу, который всё это время молча стоял позади неё и с большим любопытством разглядывал мою коллекцию парусных кораблей, занимающую открытый стеллаж вдоль одной из стен кабинета.

– Конечно, дорогая, – ответит он, лишь на секунду оторвав взгляд от английского флагмана «Мэри Роуз», чтобы вежливо мне улыбнуться. – Наша бедная Лиз… Нам остаётся только принять волю Господа, который всё же сжалился и послал нам вас, доктор.

Одним словом, Родрики дали мне понять, что Лиз теперь – полностью моя забота, а за средствами дело не постоит. Впрочем, они могли себе это позволить. Как я позже выяснил, Миссис Родрик не так давно унаследовала приличный капитал от своей тетки и к тому же готовилась вот-вот породниться с влиятельной американской семьёй. Так что она уже имела замашки вновь испеченной богачки. Доктор Арольд, заведующий и совладелец клиники, недвусмысленно намекнул мне, что я должен во всём потакать её желаниям.

Признаюсь, при первом взгляде на Лиз я не заметил ни малейшего проявления болезни. Единственное, что бросилось мне в глаза, была её необыкновенная красота и то, насколько сильно девушка отличалась от матери и старшей сестры. В ней напрочь отсутствовало столь очевидное в них чувство превосходства над окружающими. Лиз выглядела намного проще и скромнее Нэнси. Кремовое платье, хоть и было ей слегка велико и словно досталось с плеча старшей сестры, шло ей необыкновенно. Я никак не мог отвести взгляд от обильных мягких складок, выходящих из-под тонкого ремешка, который стягивал её стройную талию, и распрямляющихся на нежной груди.

Каждый раз во время моих с Лиз последующих бесед, проводившихся в рамках терапии в моём кабинете, я с наслаждением наблюдал игру огненных бликов от зажжённого камина на её светло-ореховых, ниспадающих мягкими волнами волосах. И точно так же путались в этих мягких прядях солнечные лучи, когда она прогуливалась по лесу в сопровождении сиделки, а я наблюдал за моей прекрасной пациенткой из окна своего кабинета.