Читать книгу "Фаберже для русской красавицы - Мария Жукова-Гладкова"

Наконец я расставила по местам все вещи в новой квартире – так, как хотелось, так, как удобно мне, и добавила милых безделушек. Но лучше бы ее у меня никогда не было. Лучше бы я никогда не переезжала – сюда или куда-то еще. Но мое желание никого не интересовало. Бывший муж вообще поступил очень благородно, не выбросив жену на улицу.

Он променял меня на бизнес, правда, не на нефтяную скважину, а на компанию, с которой постоянно сотрудничал. У моего – огромный завод по изготовлению строительных материалов, а эти материалы, в частности, поставлялись одной известной строительной компанией, которая активно возводит в нашем городе многоэтажки. У директора той фирмы имелась дочь. Мой заключил с ней деловой брак. Или правильнее будет сказать – с ее отцом.

Возможно, за это я его и любила. За то, что для него дело всегда было превыше всего. За успех. За все, чего он добился. За то, что он относился к тому типу мужчин, которые меняют женщин на строительные компании и нефтяные скважины.

Но среди таких, кто меняет, тоже попадаются разные типы. Я могла бы бесследно исчезнуть. Болот в Ленинградской области, слава богу (или черту?), хватает, как и озер, и рек. Меня могли бы закатать в асфальт, бросить в каком-нибудь подвале. Вариантов множество – в особенности для мужчины, ворочающего миллионами.

И он мог просто дать мне пинка под зад.

Но не дал. Зато купил хорошую трехкомнатную квартиру, оплатил ремонт (вернее, прислал своих мастеров), приобрел мебель, сантехнику, посуду – все до последней мелочи. Конечно, он делал это не сам. Просто отдал распоряжение. Но не сомневаюсь: Некрасов проинспектировал все вплоть до половой тряпки. А я была поставлена перед фактом: вот квартира, в ней можно жить. В самом деле, можно…

Он отдал все мои вещи и драгоценности, которые дарил, сверху добавил еще пять тысяч баксов, а потом сказал на прощание:

– Ты справишься, Наталья. Я уверен: ты не пропадешь. Я за тебя спокоен.

Конечно, я не стану прыгать из окна или резать себе вены, как сделала брошенная жена одного его приятеля, которую как раз променяли на нефтяную скважину. Третья попытка самоубийства у нее оказалась успешной, хотя я не исключаю, что это было уже не самоубийство.

И еще Некрасов был спокоен за себя. Он знал, что я не стану устраивать лежачие забастовки перед его особняком, не буду рваться в его офис. Да я вообще там была всего один раз на какой-то презентации… Я не собиралась доставать его звонками, что-то требовать, в чем-то его убеждать, умолять, унижаться, орошать слезами лужайку перед домом или плитки перед заводом. И Некрасов это знал. Может, поэтому и поступил так благородно.

С моими предшественницами было по-другому. Он просто выгонял их вон – без ничего.

Но, может, он так устроил меня потому, что я никогда у него ничего не требовала? Я любила е г о. Его самого. И он это знал.

И я не отказалась от своей специальности, которая одновременно была и моим любимым занятием. Я шью, очень хорошо шью. И моя прабабушка, и бабушка, и мама были портнихами, замечательными портнихами. И я сама шила столько, сколько себя помню.

Мне не требовались наряды от Валентино, Юдашкина или кого-либо еще из иностранных или наших модельеров. Я была способна смастерить себе любое платье – и вечернее, и домашнее, то, что нравилось и шло именно мне. Одежда делала меня и тех, кому я шила, настолько привлекательными для противоположного пола, что у его представителей тут же возникало желание ее снять. Я шила кое-кому из жен коллег Некрасова, хотя сам Некрасов меня за это ругал. «Для шитья есть портнихи, а ты – моя жена», – говорил он. Но я все равно шила, потому что мне это просто нравится.

А ходить на всякие презентации и улыбаться людям, которые мне неприятны, – не нравится, и я старалась увиливать. И еще мне не нравилось бегать по маникюршам и парикмахерам. Мне скучны разговоры дам, которые ходили по тем же салонам. Более того, и прическу, и маникюр я прекрасно могу сделать себе сама, и ничуть не хуже.

И Некрасов был прав. Я знала, что без работы не останусь. Те же жены его коллег и приятелей в ближайшее время побегут ко мне. Во-первых, я никогда не отличалась болтливостью. Во-вторых, потому, что я, с одной стороны, вроде бы своя (хотя кто может быть своим в стае волков?), а с другой – уже вышла из их круга, но всех знаю. В-третьих, потому, что я прекрасно шью.

И именно так и произошло. Вскоре после моего переезда – недели не прошло! – позвонила Надежда Васильевна, жена одного чиновника из мэрии.

– Наталья, ты можешь мне полностью гардероб обновить? – спросила она. – Я давно мечтала.

– Об обновлении гардероба? – спросила я.

– Об обновлении тобой. Наталья, ты меня, конечно, можешь считать последней дрянью, но я – человек честный, поэтому скажу правду: для меня – и для многих наших общих знакомых – просто счастье, что ты ушла от Некрасова.

«Я ушла от Некрасова?! Неужели Надежда Васильевна не знает, как было дело? Или хотя бы не догадывается? Ведь он уже женился на Лидке! И Надежда Васильевна со своим чиновником явно присутствовала на свадьбе».

В телефонную трубку я промычала что-то неопределенное.

– Да ты знаешь, сколько баб мечтает, чтобы ты им шила?! Мы тебя заказами завалим на несколько лет вперед! Еще помощниц брать придется! Но я – первая! Или уже не первая? Когда к тебе можно приехать?

Надежда Васильевна прибыла в тот же день, осмотрела квартиру, одобрительно кивая, и несколько раз повторила, что я все правильно сделала: Некрасова следовало потрясти, как грушу.