Читать книгу "Римские каникулы - Олег Рой"

– …еи, к тому же он просто крышесносный красавчик!

Эти слова донеслись до Риммы в тот момент, когда она проходила через зону ресепшен и краем глаза заметила, что у стойки собралась целая толпа девушек из разных отделов. Судя по необычному оживлению, блестящим глазам и возбужденным голосам, обсуждалось нечто особенное, но Римма не стала прислушиваться. Если это что-то важное, то рано или поздно она все равно узнает, о чем шла речь, а если нет, то и не стоит тратить время на пустяки. От обеденного перерыва остается еще четверть часа, как раз можно успеть заглянуть к соседям-айтишникам в зимний сад, где расцвела лиана с каким-то непроизносимым названием, и сделать несколько снимков.

Сотрудникам соседской фирмы, занимавшейся разработкой видеоигр, Римма в глубине души завидовала. Везет же людям: никакого тебе дресс-кода, и парни, и девушки ходят в футболках, узких джинсах и расшнурованных кедах, с разноцветными дредами и татуировками на всех возможных и невозможных местах, в ушах вечно яркие пуговицы наушников. У них собственный зимний сад, да и сам офис – огромное пустое пространство, ничто не стесняет и не закрывает панорамных окон с прекрасным видом на Москву-реку. Ребята работают, устроившись, как кому удобно, покачиваясь в развешанных повсюду разноцветных гамаках или развалившись в креслах-мешках и пристроив ноутбуки себе на колени или на животы. И рабочий день у них не нормирован, распоряжаются временем, как сами считают нужным, многие являются чуть ли не к обеду, правда, и уходят глубоко за полночь. Ну просто воплощенная мечта. В компании, где трудилась Римма, все было совершенно по-другому, куда более строго и традиционно. И не то чтобы это не устраивало, нет, в общем и целом она была довольна своей работой. Но иногда хотелось чего-то особенного, чего-то более интересного и творческого, вот как у соседей. Или хотя бы не столь монотонного и предсказуемого, как вечные экселевские столбцы цифр на экране монитора.

Зайдя за стеклянную дверь и сразу погрузившись во влажную духоту зимнего сада, Римма миновала болтливый фонтанчик и прошла по дорожке из искусственного камня между растений, пышно зеленеющих круглый год под светом тщательно спрятанных ламп. Даже сейчас, в январе, здесь повсюду что-то цвело. Кадка с лианой стояла у самого окна, огромного, во всю стену, и Римма в который уж раз за время работы в башне делового центра Москва-Сити порадовалась, что не боится высоты. Не каждый может таким похвастаться, она лично знала людей, которым становилось не по себе от одной только мысли, что офис находится на пятьдесят шестом этаже.

Обойдя лиану со всех сторон, Римма сделала десятка полтора снимков: вьющиеся по причудливой решетке усыпанные пышными соцветиями стебли, крупным планом гроздья ярких, точно фарфоровых, белых с красной серединкой «звездочек» и, конечно же, несколько селфи на столь выигрышном фоне – в разных позах и ракурсах, чтобы потом выбрать наиболее интересные и выложить в соцсеть.

От цветов исходил тяжелый и сладкий дурманящий аромат, чем-то напоминавший запах маминых духов. Вспомнив о маме, Римма привычно вздохнула. Видела бы та сейчас свою девочку! Вот в этом самом костюме из тонкой английской шерсти, в двухсотдолларовых туфлях на каждый день, с айфоном последней модели в руках. Как бы мама гордилась ею, как бы радовалась! Пусть Людмила Сергеевна и не говорила этого открытым текстом, но все-таки была убеждена, что ее дочь достойна всего самого лучшего. И работа в московском представительстве итальянской компании в их с мамой системе ценностей уж точно относилась к категории лучшего – но только как промежуточный этап, как очередная ступенька к достижению цели.

Еще со школьной скамьи мама, тогда, конечно, никакая не Людмила Сергеевна, а просто Люда, бредила Италией, день и ночь грезила о поездке на Апеннинский полуостров, изучала язык Данте и Петрарки по взятому в районной библиотеке самоучителю и мечтала стать переводчиком. Однако ее родители, люди приземленные и практичные, сочли, что переводчик – это профессия несерьезная, и настояли на поступлении дочери в технический вуз. И Люда, пусть и крайне неохотно, но подчинилась. В первый же год работы на заводе, где оказалась после окончания института, она встретила своего будущего мужа и отца Риммы. Как и Людмила, Виктор был начинающим инженером, как и ей, ему нравилось танцевать под сладкоголосую итальянскую эстраду и смотреть фильмы с Адриано Челентано. Этого молодым людям показалось вполне достаточно, чтобы решить, что они любят друг друга, и подать заявление в ЗАГС.

Увы, молодожены слишком скоро поняли, что супружество – это не только совместное посещение видеосалонов и вечеринки с танцами под «Бай-бай-бай-бай-бай». Не прошло и года после свадьбы, как начались взаимные упреки, обиды, семейные ссоры, число которых стало расти в геометрической прогрессии. Особенно трудно стало, когда родилась дочка, и ее появление совпало с началом эпохи 90-х, впоследствии ставшей притчей во языцех даже для тех, кого тогда еще не было на свете. Завод закрылся, оба молодых родителя потеряли работу, а Виктор к тому же начал тяготиться семейной жизнью, загулял и в итоге отбыл в неизвестном направлении, предоставив Люде самой справляться как со всеми хлопотами о разводе, так и с заботой о дочке. Римма своего отца не успела не то что полюбить, но даже толком узнать – ведь, когда Виктор исчез из их с мамой жизни, ей не было еще и полутора лет. И, как это нередко случается в неполных семьях, между матерью и дочерью сразу возникла особенно сильная привязанность.

Им повезло – значительных материальных трудностей семья не испытывала благодаря бабушке, тогда еще не старой и весьма предприимчивой женщине. Та быстро сумела сориентироваться в новых реалиях, окончила какие-то курсы и благодаря нужным знакомствам устроилась в подразделение одного из первых открывшихся в России холдингов главным бухгалтером. Специальность непростая, тем более по тем временам, да и опасная, поскольку предполагает материальную ответственность – но зато бабушкиной зарплаты вполне хватало на то, чтобы прокормить и одеть всю семью: и дочку, и внучку. Люда, в отличие от нее, так и не сумела приспособиться к новой жизни. Теоретически, даже с ее далеко не идеальным знанием итальянского языка вполне можно было бы найти работу в какой-нибудь международной компании или совместном предприятии, которых в то время в России создавалось более чем достаточно. Но Людмила Сергеевна оказалась слишком для этого застенчивой, слишком скромной и неуверенной в себе. На всю жизнь она так и осталась мечтательницей, смутно представляющей, что творится за хрупкими границами любовно оберегаемого ею идеально-романтичного мира, который она сама создала сначала для себя, а потом, точно делая нечто само собой разумеющееся, поселила в нем и свою дочку.