Читать книгу "Песня учителя - Вигдис Йорт"

Ничего бы не случилось, если бы не случилось. Но оно все-таки произошло, причем все сразу.

Когда десятого апреля 2016 года Лотта Бёк вышла из своего старого дома на берегу речки Акерсэльва и направилась на работу, она и не подозревала, как сильно изменится ее жизнь всего за несколько недель. И все это произойдет по причинам, которые кто-то другой мог бы счесть рядом случайностей и совпадений.

Солнце висело высоко в апрельском небе, а Лотта Бёк не торопясь шла по Бломаннгата. На ней был комбинезон, хотя некоторые наверняка полагают, что подобная одежда для пятидесятисемилетней женщины – это чересчур самонадеянно. Однако Лотта Бёк держалась неплохо. Двигалась она легко, это важнее всего, а морщины на лбу – ерунда. Зато она не утратила способности быстро развернуться и побежать за автобусом. Впрочем, Лотте Бёк посчастливилось жить в центре, так что необходимость ездить на автобусе у нее возникала крайне редко. Чаще она ходила пешком, например в Академию искусств, где работала. Она владела домом в центре города, обладала быстрой и легкой походкой и смелостью разгуливать в комбинезоне, похожем на тот, в котором Мерил Стрип в фильме «Мамма Миа!» приводит в порядок греческий пансионат, не зная, что мужчина всей ее жизни уже спешит к ней.

Мы идем за пятидесятисемилетней Лоттой Бёк, которая вышагивает в комбинезоне по Бломаннгата. В последние годы она предпочитает в одежде слегка мужской стиль. Вокруг столько женщин, стремящихся компенсировать себе утраченную молодость и призывающих для этого на помощь особую элегантность – костюмы в тон обуви, сумкам, шарфам и украшениям, однако все это дорого и требует времени, а главное – доставляет неудобства. Некоторые бросались в другую крайность и махнули на себя рукой, вроде как с облегчением; этим отличались в основном те, кто всю жизнь прожил с одним и тем же мужем. Их кредо становилась практичность: короткая стрижка, очки в прямоугольной оправе, ортопедическая обувь, ветровки, мешковато висящие на постепенно полнеющих фигурах.

Лотта Бёк выбрала другой путь: небрежность, но не без претензий. Она развелась уже давно, приятеля у нее не было, зато имелись взрослая разведенная дочь и двое внуков. С ее ближайшими родственниками, уже два года как переехавшими в Австралию, в Сидней, где дочь получила степень доктора в области ботаники, Лотта теперь виделась намного реже, чем хотелось бы, и их долгим, почти ежедневным беседам с дочерью о жизни пришел конец. Этих бесед Лотте, естественно, недоставало, но она твердо решила, что справится, да к тому же о ее собственной жизни уже все сказано, верно? Поэтому сейчас частота телефонных звонков и мейлов оставалась на усмотрение дочери, а та звонила или писала, обычно когда, поссорившись с бывшим мужем, так на него злилась, что не могла бороться с желанием написать ему злобный мейл. Тогда она звонила Лотте, а Лотта помогала ей приглушить отчаяние и поменять резкие формулировки на более дипломатичные и миролюбивые. Эта роль ей нравилась, язык она любила и после подобных разговоров чувствовала глубокое удовлетворение. Впрочем, она – мать, так что иначе и быть не может.

Были у нее и подружки, тем не менее виделась она с ними реже, чем прежде. Встречи с ними словно забирали у нее больше сил, чем давали взамен. В чем причина – в подружках ли, в ней ли самой или жизненном этапе, на котором она сейчас находилась, – этого Лотта не знала. Ее жизнь стала менее насыщенной событиями, говорить с подружками не о чем, они давно уже в курсе, у кого из них какие политические и другие пристрастия, мнения никто из них не менял, так что новостей накапливалось мало, а болтать о будничной скукоте и внуках было ей не по вкусу.

Но сейчас весна, так что почему бы и не посидеть в кафе, когда наконец откроются летние террасы? Порой она ужинала в мужской компании или ходила со спутником в театр, а вот постель в последний раз делила с мужчиной очень давно. Иногда она была не прочь найти себе приятеля, спутника жизни, с которым могла бы разделить – да-да, это она прекрасно осознавала, – надвигающуюся старость, однако в список срочных дел это не входило. Знакомство, узнавание – работа непростая, и проделывать ее вновь Лотту не прельщало. Выслушивать о детстве, о былых отношениях, тех, что затянулись надолго – «надо было мне раньше разводиться», – и тех, что пустили корни – «она была моей великой любовью, и если бы не (нужное подчеркнуть), мы бы ни за что не расстались».

Особенно же ее отвращала перспектива познавать незнакомое тело, тело стареющее, на этот счет никаких надежд она не питала. Осилить такой труд по плечу только влюбленным, а она уже много лет не влюблялась, она вообще полагала, что утратила такую способность. Заводить любовника помоложе Лотта тоже не стремилась: рядом с ним она лишь острее будет переживать свое собственное старение. А сегодня она про старение не думает. Сегодня светит солнце, и Лотта шагает по Бломаннгата, направляясь в Академию искусств, которую так любит. Она хороший преподаватель, вдохновленный и живой, об этом она нередко слышит, а сейчас весна, щебечут птицы, Лотта Бёк только что зашла в кафе, купила латте с соевым молоком и теперь несет в руках стаканчик с кофе. На ней чудесные солнечные очки, купленные в «Ретро» в Кристиансанне.

Обстановка в мире оставляет желать лучшего, но на душе у Лотты легко, и она чувствует радость: она рада, что не моложе, чем есть, рада, что жизнь ее пришлась на достаточно простое время и живет она в спокойной и мирной стране. Это значит – одернула она себя, – что за последние двадцать лет ее страна успела поучаствовать в разных войнах, но все они проходили на чужой территории и ее соплеменников особо не затронули. Когда живешь здесь, в Норвегии, то и не скажешь, что это государство участвует в каких-то войнах. Местные жители, может, и не знают, но Лотте, например, это хорошо известно, потому что она часто читает лекции о творчестве Бертольда Брехта, а когда изучаешь Брехта, невозможно не знать, что когда говорят о действиях в защиту прав человека, нередко на самом деле подразумевают войну. Когда правительства подписывают мирный договор, маленький человек пишет завещание. Тот, кто на протяжении многих лет рассказывал о творчестве Брехта, без прикрас видит саму суть международных конфликтов. И, тем не менее, на собственной шкуре Лотта войны не чувствовала. Да, именно так. Она не ощущала войну на собственной шкуре.

Лотта остановилась и прислушалась к себе. Нет, ничего. Многое ли изменилось бы, прочувствуй она войну? Вероятнее всего, нет. Но если бы война коснулась многих, коснись она сотен тысяч норвежцев, они, возможно, вышли бы на улицы и потребовали прекратить войны, тотчас же, немедленно и с совершенно другим настроем, нежели то, с которым она сама или некоторые ее студенты протестовали против войн, когда писали статьи или выходили на первомайскую демонстрацию. Если бы они ощущали войну на собственной шкуре. Если бы война причиняла боль отдельным норвежцам. Но дела обстояли иначе.