Читать книгу "Слетевшие с катушек - Лара Джейн"

Сон – это мир реальности, принадлежащий нам лишь до того момента, пока мы не найдём в себе силы проснуться…

«Каньди-Роуд» (Бельгия) – детская психиатрическая лечебница.

Пятнадцатью годами ранее

Двое санитаров в тёмно-синей больничной форме вышагивали вдоль мало-освещённого коридора лечебницы, насвистывая себе под нос ненавязчивую мелодию. Эта ночная прогулка явно не доставляла им особого удовольствия. Длинные флуоресцентные лампочки судорожно мигали, и в некоторых углах коридора на мгновение становилось темно. Лишь их треск нарушал тишину. Он напоминал о дровах, что тлели в печи старого камина. В воздухе стоял запах спирта и резиновых перчаток. За редкими окнами, расположенными вдоль коридора, виднелись мириады звёзд, сверкающих в иссиня-чёрной небесной пелене, и яркий обруч серебристой луны, скрытой в кроне деревьев, сияющий непривычно холодно и как-то тоскливо. Свет от фонарей санитаров, как мышь, бегал по полу, оседая на старых деревянных дверях палат, складских помещений, ординаторских и процедурных.

– Почему именно мы должны искать этого психопата Азера?! – с возмущением произнёс один из санитаров, недовольно покручивая в руках фонарик.

– Ну, мы не единственные, кто его ищет, – спокойно ответил второй, заглядывая в очередную палату. – Лейден вон тоже, всё отделение поднял на уши, кроме буйного.

– А мне кажется, это как раз по их части. Да и вообще, что он к нему так прицепился… Ну, делся куда-то, и пусть. Что шум-то поднимать?

– Лейден не любит, когда что-то происходит без его ведома. Азер не просто ушёл, а пропал. Думаю, в этом и состоит причина.

Они проходили мимо одной из палат, как вдруг неожиданно за её дверью послышался дикий вой. Будто плач и завывание страдающих душ, доносящиеся из пучин обители грешников. Санитары замерли. Крики и молящие вопли стихли, а на смену им пришла тревожная тишина. Веяло каким-то холодом, который расстилался по полу, как туман, касаясь кожи своими бледными, ледяными руками. Один из санитаров вплотную подошёл к двери и обхватил её ручку дрожащей ладонью. Его сердце колотилось в груди с бешеной скоростью. По лицу стекали капельки пота. Всё тело сковывал страх, проникающий в сознание.

Серебристая ручка двери жалобно скрипнула. Ещё чуть-чуть, и дверь откроется. Санитар вздрогнул, когда его плечо сжала чья-то сильная рука. Второй санитар, стоявший в стороне, видимо, напрягся; его брови взлетели вверх, а глаза были распахнуты от удивления.

– Что тут такое?! – раздался накалённый от раздражения голос Рика Лейдена, и его рука легко отстранила от двери замешкавшегося санитара.

– Вы что тут бездельничаете?! Я вас обоих сейчас же уволю, если вы не приметесь за работу!

– Простите, сэр, но мы не бездельничаем! Мы проходили мимо палат и услышали жуткие крики… доносившиеся оттуда, – сказал санитар, стоявший в стороне, и указал на дверь.

– Крики?

Голос доктора Лейдена стал мягким, но лицо оставалось таким же суровым. Санитары синхронно кивнули. Лейден подошёл к двери и без всякого опасения взялся за прохладную, как лёд, ручку. Теперь и его сердце забилось чаще. Рукоять со скрипом повернулась, и дверь отворилась.

Увиденное заставило Рика застыть на месте, как мраморное изваяние, бездумно вглядываясь в пустоту. Эта палата ничем не отличалась от других, разве что пустотой: небольшая квадратная комнатка с окном напротив двери, открытым нараспашку. В её середине, спиной к Рику, стоял человек, по его рукам медленными ручейками стекала густая, как смола, багровая кровь. У его ног, на полу, белым мелом были нарисованы два круга, словно бы заточающие человека внутри себя. По бокам круга пристроились ярко-синие символы, значения которых Рик не знал. От ног безумца по полу разлетался прозрачный пепельно-красный дым, запах которого ударял в нос серой. По обе стороны от круга стояли два деревянных стула, на которых без движения сидели люди. Их глаза были закрыты, а на коже играли лунные блики. Трудно было понять, живы они или нет – в комнате стоял полумрак. Вместо крови в жилах у Рика теперь пульсировал лёд. Он знал людей, сидящих на стульях, и человека, стоявшего в центре комнаты. Знал их, и всё равно не верил своим глазам.

– Даниэль… – еле слышно прошептал Рик. – Азер, что происходит?

Тот медленно обернулся и взглянул на него через плечо. Его глаза были пустыми и казались стеклянными на фоне чёрных полукругов под ними. Песочные волосы перепачкались в крови, падая на лицо густым водопадом. Лицо его озаряла еле заметная ухмылка, пробирающая до дрожи. Он произнёс хриплым, дрожащим голосом лишь несколько слов:

– Я… создаю себе… новую жизнь.

И, тихими шагами пересекая комнату, направился к открытому окну, вокруг которого, поддаваясь морозному ветру, колыхались бирюзовые шторы.

Сон Джерри был похож на чёрно-белую киноплёнку, обрывавшуюся серой пеленой на моментах одних и тех же воспоминаний. Повторяющихся снова и снова, словно идущих по замкнутому кругу, не прерывая ни единого момента, не упуская ни одного звена, составляющего эту цепочку.

Вокруг был холод – холод в пустой и бесконечной тьме, которая давила со всех сторон. Вокруг не было ни капли света, лишь руки светились, напоминая о ярком сиянии луны, отражающемся на тёмно-синем небосводе. Можно было провести ладонью перед собой, в старании смахнуть надвигающуюся темноту. Но этот свет оставлял лишь лёгкую рябь и исчезал так же быстро, как появлялся. Это не свет. Свет – внутри, у сердца. Его слишком мало. Он слишком далеко, чтобы до него дотянуться.

Мгновения, проводимые в этой тьме, казались вечностью. Не той вечностью, в которой хотелось бы оказаться. Она вроде бы манила своей красотой, как изысканная леди – какого-нибудь богатенького старичка. Завлекала его, не давая отвести глаз. Но стоило довериться ей, ощутить тот желанный, пылкий и переменчивый нрав, как она забирала сердце, а душу беспощадно разрывала на кусочки. Она всегда получала то, чего так желала. Она выигрывала в этой игре.

В ушах отдавалось биение сердца. Оно было будто чужим, словно ты прижал ухо к чьей-то груди, вслушиваясь в ритмичные удары, но не ощущая их.

Перед глазами у Джерри постепенно появлялся образ: женщина с огненно-рыжими волосами, струящимися по плечам. Она держит на руках младенца, закутанного в белую ткань. Этот младенец молчит – белый, как полотно, сверкающий, как руки. У него нет лица – ни носа, ни глаз, ни рта с привычной детской улыбкой, от которой и самому хотелось бы улыбнуться. Мать его не плачет, она держит дитя, улыбаясь безумно, взирает недвижимым взглядом куда-то в пустоту, во тьму. Белая ткань, в которую закутано дитя, окрашивается в буро-красный цвет. Ребёнок исчезает. Раздаётся женский крик боли, поселяющий страх в уголках души. Женщина тоже исчезла. Всё вокруг опять окутал мрак.