Читать книгу "Лед Бомбея - Лесли Форбс"

Бенгальские огни – сернистое соединение черного цвета, применяемое в качестве сигнального средства при кораблекрушении и для ночного освещения.

«Азбука моряка, застигнутого бурей»[1]

Я кое-что знаю о ядах. Моя мать занималась золочением; для нее это было одновременно и профессией, и природной склонностью. Она превращала неблагородные металлы в золото с помощью цианистого калия. Еще совсем ребенком я научилась довольно точно различать яды и противоядия. Умение отличать одно вещество от другого необходимо в тех случаях, когда вам приходится выяснять, какой яд послужил причиной смерти и кто может считаться виновником.

Мама не единственный в семье специалист по ядам. Наш старый садовник на Малабарском побережье имел обыкновение собирать семена растения, которое иезуиты называли бобами святого Игнатия. Действующее вещество в этом растении и в родственном ему Strychnos пих vomica – яд стрихнин. Многие жители Малабара употребляют названные семена в пищу в качестве профилактического средства от змеиных укусов, особенно в сезон муссонов, когда дожди, пробуждающие к жизни землю, гонят змей из нор.

Если бы историю этих муссонных дождей представить в виде точек на карте, интересно, какой узор возник бы в результате? Был бы он столь же характерным и осмысленным, как орбиты околоземных спутников? Или чем-то напоминал бы кобр, свившихся в гнезде, похожих, в свою очередь, на хитросплетение наслаивающихся друг на друга радиочастот? Или на мерцающие узоры моих муссонных недель, тех причудливо связанных между собой событий, которые время от времени возвращаются ко мне в виде снов, соединяющих несоединимое? Перед глазами и сейчас всплывают отрывочные образы, словно кадры дешевой мультипликации.

«Давайте я расскажу вам один фильм». Так он обычно говорил. Фильм потому, что он всегда оставался режиссером, хотя и не у дел. Режиссером прежде всего. По крайней мере так он сам говорил о себе. Я пишу все это, потому что мне хочется отыскать какой-то более или менее строгий порядок в смертях того лета, определить главную точку на карте муссонов, в которой ливни перешли из обычных в ураганные. Мне хочется понять, возможно ли как-то изменить штормовой климат наших жизней.

– Вот как все начинается, – сказал он, рукой изобразив кадр в видоискателе. – Это самое начало. Первый эпизод. Что-то похожее на «Незнакомцев в поезде» Хичкока. А за ним следует несколько кадров спешащих ног сначала в одном, потом в другом направлении.

– Незаконнорожденная версия, – заметила я. – Бомбейская версия. – На обычных каблуках, на шпильках, на высоких каблуках, на низких каблуках, в сандалиях, в тапочках, босые, смуглоногие. – Без сомнения, в бомбейской версии здесь зазвучит песня и появятся танцовщики – переодетые убийцы.

Он ответил на сие обвинение в склонности к мелодраме объяснением, что в бомбейских фильмах представлена карта города. И так же, как лучшая карта – это совсем не та, которая с наибольшей точностью воспроизводит реальность, так и лучшего изображения города в кино невозможно достичь с помощью целлулоидного реализма.

– Вам придется вообразить, – сказал он. – Трамвайные пути... Камера Хичкока скользит почти по самым рельсам со все увеличивающейся скоростью, по параллельным путям и по пересечениям, давая ясное представление о характере того, что предстоит увидеть в дальнейшем. Объектив камеры не поднимается над землей до рокового столкновения. И затем только вспышки на экране: старое, новое, плоть, кровь, влажное, сухое, живое, мертвое.

Мы подходим совсем близко, стоп-кадр (но помните, что этот объектив увеличивает, сжимая пространство; он совсем не надежный свидетель):

В прямоугольнике открытой двери – темная фигура, точнее, две. Дальняя фигура видна нечетко.