Читать книгу "Ядовитые цветы - Анна Берсенева"

Николай вышагивал по платформе Белорусского вокзала, держа в руке букет бело-розовых тюльпанов. Он не рассчитал, приехал задолго до прихода поезда и теперь сердился на себя за впустую идущее время. Правда, утро чудесное, в каждой луже сверкает солнце, и полузабытое чувство молодой бодрости переполняет грудь. Но все равно – Николай Успенский не любил вокзалов, их суета казалась ему тревожной. Скорее бы встретить сестру, не опоздать бы на работу, и в новой квартире столько дел, да еще накануне Наташиного отъезда, да еще Маринка заболела… Как хорошо, что Лиза приезжает, просто представить невозможно, как они выкрутились бы иначе!

Ага, вот наконец и голос в динамике: прибывает поезд. Замелькали, замедляясь, вагоны; лавируя меж людьми, Николай побежал вдоль перрона к седьмому.

Он сразу увидел сестру. Она стояла прямо в тамбуре, и Николай обрадовался выражению ее юного лица: большие зеленоватые глаза широко распахнуты, даже издалека видно, как удивленно и восторженно они смотрят и на плывущий перрон, и на брата, бегущего с цветами по платформе. Не меняется Лиза, вот и отлично! Когда он видел ее последний раз – год назад, наверное, не меньше?

– Лизушка, дорогая, наконец-то!

Лиза спрыгнула с подножки и обняла брата. Глаза ее светились, и казалось, что светится сам ее голос. Даже сейчас, в вокзальном шуме, Николай расслышал, как соединяются в голосе сестры знакомые удивленные интонации и какие-то новые, взрослые нотки девического очарования.

– А мы ведь опоздали, давно ты ждешь, Коля? Ой, цветы какие красивые! Представляешь, там авария под Смоленском, ужас, перед нами поезд чуть с рельсов не сошел, все живы, все хорошо, но мы чуть ли не полночи стояли, еле нагнали потом! А что с Маринкой?

Николай улыбнулся. Лиза похожа на мать, так же говорит обо всем одновременно. Он любил сестру – с тех давних лет, когда она, пятилетняя, крепенькая как грибочек девочка со светлой косичкой просилась пойти с ним на «Трех мушкетеров» в летний кинотеатр, а он сердился, что придется возиться с малявкой, но всегда брал с собой, несмотря на насмешки товарищей. Неужели четырнадцать лет прошло с тех пор, представить невозможно! Николай всегда знал, что где-то растет в маленьком городе его сестра Лиза, иногда она приезжала на каникулы, он посылал ей подарки ко дню рождения, и до сих пор она казалась ему маленькой, он редко видел ее и как-то не замечал, что она взрослеет. И вдруг – всего один год прошел – эти незнакомые интонации в голосе, и прическа, кажется, новая…

– Ничего, я хоть прогулялся, пока ждал. У Маринки, кажется, ангина. Надо же, так не вовремя, хотя когда это вовремя бывает! Видно, продуло, когда переезжали, она ведь шустрая такая, всюду лезет, куда не надо. Как там мама?

– Да как обычно. В школе все то же самое, помидоры сейчас высаживает, скоро огород начнется. Расстраивается, что никак к вам не выберется, даже квартиру еще не видела.

– Это и все твои вещи, один чемодан? – Николай только сейчас разглядел Лизин багаж.

– Почему – сумка вот еще с продуктами, осторожно только, там варенье.

Они еще постояли на платформе, ожидая, пока схлынет поток людей, и пошли к привокзальной площади, где Николай оставил машину. Машина была новая – хотя, конечно, не новая, подержанный «Фольксваген», но купили ее всего месяц назад, и Николай еще не привык к ней, возился с нею больше, чем надо, радовался по утрам, вспоминая, что не придется нырять в переполненное метро. Даже пробки его не угнетали.

– Ой, какая красивая – синяя, Коля, я такого и цвета не видела!

Лиза обошла машину со всех сторон, и Николай невольно отметил, как искренне она радуется его приобретению. Он уже и отвык от такой ясной радости, привычнее стали завистливые взгляды знакомых.

Стараясь не улыбаться, он следил, как Лиза рассматривает Москву в окно машины. Нет, все-таки не очень уж она и повзрослела, ведь точно так же прилипала носом к автобусному стеклу, когда мать впервые привезла ее в гости к нему, студенту.

– Как я Москву люблю, Коля, даже непонятно, почему! Вот мама ведь не любит – говорит, устает от шума, понять не может, как ты здесь живешь. Только я боюсь ее немного. Может такое быть?

– Может, конечно. Ничего, поживешь подольше, освоишься.

До Крылатского доехали быстро. Утренний народ уже разъехался на работу, а дневные, обеденные пробки еще не начались. На пороге квартиры, едва войдя в большой холл, Лиза ахнула:

– Вот это да! С ума можно сойти, как красиво! И как просторно!

– Еще бы не просторно, – улыбнулся Николай. – Пусто, вот и просторно. Мебели-то – кот наплакал. Что и было, везти не хотелось из коммуналки, надоело это убожество.

– А Наташа где?

– Да спит, наверное. Всю ночь с Маринкой провозилась, думали уже «неотложку» вызывать. Пойдем пока на кухню, она сейчас встанет, Андрюше в школу пора.

Кухня была единственным обжитым местом в новой квартире. Сразу купили гарнитур, повесили шторы в крупный красный горох, Наташа расставила разноцветную посуду, какие-то пластмассовые штучки – и стало уютно, как-то по-новому уютно, без тесноты. Здесь, на кухне, как ни странно, Николай по-настоящему ощущал, что жизнь его меняется к лучшему, что наконец-то он может чувствовать себя свободно и уверенно. И он видел сейчас, что и Лиза думает о том же; они поняли друг друга с полувзгляда.

Присев на кожаный угловой диванчик, Лиза принялась распаковывать сумку с продуктами.

– Мама – как всегда: они там не едят по-человечески, возьми побольше! Чуть картошку не заставила везти, хорошо, обошлись чесноком. Пирог вот здесь с капустой, надо разогреть на завтрак.

Наташа заглянула в дверь:

– Лизочка, привет, милая! Извини, я сама не заметила, как проспала! Сейчас умоюсь.

Николай был женат уже десять лет, но до сих пор радовался, слыша голос жены. Скажи ему кто-нибудь когда-то, что такое может быть, он бы не поверил. Наташа была на два года его моложе – ей недавно исполнилось тридцать. Познакомились они студентами. Николай пришел на филфаковский вечер в гуманитарный корпус и сразу заметил ее, хотя кругом был настоящий цветник – филфак вообще славился богатым выбором невест. Она была маленькая, изящная, как японская статуэтка, карие глаза блестели – она и сейчас почти не переменилась, хотя ведь и двое детей, и работа… Тогда, после вечера, они долго гуляли на Ленгорах, Николай рассказывал ей, кажется, о каких-то своих химических опытах и удивлялся тому, как внимательно она слушает непонятные названия. А ему ведь не советовали знакомиться с филологическими девицами – говорили, они все высокомерные, особенно москвички, считают себя необыкновенными, знают все лучше всех, ничем их не удивишь. А тогда, в первый вечер, он даже не понял, как умна эта маленькая девушка с короткой стрижкой и живым блеском глаз. Только потом, встречаясь с нею едва ли не каждый день, он удивился ее пониманию всего, о чем они говорили, трезвости и точности ее оценок и, главное, тому, как она умела слушать и не навязывать свое мнение. Они поженились очень быстро, и им сразу повезло с жильем: Наташин отец женился вскоре после замужества дочери и, перейдя жить к своей Вере Платоновне, уступил молодым комнату в коммуналке. Могли ли они, студенты, мечтать о большем! Первое время двадцать метров с двумя соседями казались им дворцом, тем более что соседи, тихие алкоголики, не доставляли особых хлопот, надо было только следить, чтобы те выключали чайник на ночь, да запирать дверь на цепочку. Правда, родившийся вскоре Андрюша несколько охладил их восхищение житейскими удобствами – сразу оказалось, что под его ночной плач довольно трудно читать о кислотах и метафорах, что на молочную кухню надо бегать чуть свет, да и вообще, втроем в комнате далеко не так просторно, как вдвоем.