Читать книгу "Сумасбродка - Кэтрин Коултер"

Особняк Сент-Сайров

Лондон

25 марта 1811 года

Грейсон Элмер Сент-Сайр, барон Клифф, снова пробежал глазами исписанную страницу и скомкал ее в кулаке. «Паршивое письмо!» — подумал он, прежде чем швырнуть бумагу в камин. Записка была совсем коротенькой, и те немногие слова, что в ней содержались, дышали ненавистью и злобой.

Некоторое время понаблюдав, как листок медленно алеет на сгибах, перед тем как вспыхнуть ярким пламенем, барон по длинному коридору направился из гостиной в заднюю часть дома. Открыв дверь, он вошел в библиотеку. Это была жарко натопленная комната, вся уставленная книжными полками. Темные плотные шторы надежно отгораживали библиотеку от холодной ночной тьмы, что было очень кстати, так как огонь в камине почти погас.

Никто из слуг не ожидал, что хозяин может явиться сюда в этот час, — все в доме были уверены, что барон отправился на свидание со своей любовницей.

Грейсон вспомнил о письме и выругался — правда, не так громко, как делал это его отец, напившись до того, что еле стоял на ногах. Он уселся за рабочий стол, достал из верхнего ящика лист почтовой бумаги и, окунув перо в чернила, написал: «Если попробуешь послать мне еще одно такое письмо, пеняй на себя. Я вышибу из тебя дух и брошу подыхать в придорожной канаве».

Затем барон поставил свои инициалы — «Г.С.-С», — аккуратно сложил бумагу и засунул в конверт. Он подошел к элегантному испанскому столику, украшавшему просторный холл особняка, и положил письмо на старинный серебряный поднос, тот самый, который его дворецкий, Куинси, собственноручно начищал до блеска каждый день на протяжении многих лет.

Шагая к дому своей милой Дженни и вдыхая холодный чистый воздух ранней весны, барон гадал, что может случиться, когда его письмо дойдет до адресата.

Скорее всего ничего особенного. Мужчины, подобные Клайду Барристеру, как правило, оказываются трусами.

Карлайсл-Мэнор

Фолкстоун

29 марта 18 11 года

Черт побери, ему надоело ее уламывать! Маленькая неблагодарная ведьма!

Рука его уже поднялась для удара, но в последний момент он все же овладел собой.

— Если я сделаю это, Карлтон, чего доброго, заметит синяки и откажется от тебя!

Она невнятно захныкала, не поднимая головы.

— Заткнулась наконец? Вот уж не мечтал, что когда-нибудь научу тебя быть немой как рыба. Для разнообразия это очень даже приятно — отдохнуть хоть ненадолго от твоих наглых взглядов. Да будет тебе известно, что в женщинах больше всего ценится покорность — и ты не исключение, хотя я и вижу тебя такой впервые в жизни! Неужели я тебя наконец укротил?

Она молчала. Тогда он схватил ее за подбородок и заставил поднять лицо. В ее глазах стояли слезы.

Он все еще тяжело дышал и никак не мог успокоиться после недавнего спора и ругани, но все же его физиономия мало-помалу стала приобретать свой обычный цвет, а голос больше не дрожал от злобы.

— Итак, ты выходишь замуж за сэра Карлтона Эвери. Он вернется сюда завтра утром. Ты улыбнешься ему как можно любезнее и заверишь, что почтешь за честь стать его супругой. Я уже дал ему свое благословение. Брачный контракт составлен и подписан. И ты не посмеешь ослушаться меня — иначе сильно пожалеешь об этом. — Он снова дернул ее за подбородок и, заметив, как слезы переполнили глаза девушки и потекли по щекам, злорадно улыбнулся: — Отлично. Не забудь сегодня принять ванну и как следует вымыть голову. У тебя вид как у портовой шлюхи.

Напевая что-то себе под нос, он покинул ее спальню, радуясь одержанной победе. Правда, при этом он не забыл как можно громче хлопнуть дверью — на всякий случай, чтобы его жертва не очень-то расслаблялась. Только когда девушка услышала, как в замке повернулся ключ и загрохотали по коридору тяжелые сапоги, она перевела дыхание, подняла глаза и промолвила:

— Благодарю тебя, Господи! Благодарю тебя!

Перед уходом он позабыл заново связать ей руки! Она подняла ладони, внимательно осмотрела синяки на запястьях и принялась осторожно их массировать, стараясь поскорее восстановить кровообращение. Затем наклонилась, развязала ноги и медленно, неловко встала с кресла, к которому была привязана, как преступник, на протяжении последних трех дней. Затем умылась и жадно принялась пить, одним махом осушив два стакана воды, которую наливала из стоявшего на столике возле кровати кувшина. Но как только она начала приходить в себя, тут же почувствовала сильный голод — со вчерашнего вечера он запретил приносить ей пищу.

Но как же он забыл, что оставил ее руки свободными? А может, не забыл? Может, он вообразил, что действительно сломил ее и теперь нет нужды ее связывать? Во всяком случае, она сделала все, чтобы заставить его в это поверить. Труднее всего было смолчать в ответ на его ругань. Даже выжать из себя слезы оказалось легче.

А что, если он вздумает вернуться? Эта мысль заставила ее двигаться так, словно она спасалась от страшного быка фермера Мэйсона, с которым столкнулась как-то посреди поля. Ей следовало покинуть этот дом не позднее чем через десять минут, а то и еще быстрее.

Она беспрерывно мечтала о бегстве целых три дня, кропотливо составляя планы и до мелочей перечисляя все, что сможет унести в своем маленьком саквояже.

Ей хватило нескольких минут, чтобы связать концы двух простыней и спустить самодельную лестницу со второго этажа, уповая на то, что оконный проем не окажется слишком узким. Впрочем, за эти дни она наверняка успела изрядно сбросить в весе. Девушка не сводила глаз с расположенной под потолком мрачной бойницы, ее единственной лазейки на волю. Она протиснется через нее во что бы то ни стало — у нее просто нет иного выхода.

И каким-то чудом ей это все-таки удалось! Болтаясь в шести футах над землей, беглянка с торжествующей улыбкой глянула на окно своей спальни, а затем, разжав руки, полетела вниз и покатилась по мягкому откосу. Отдышавшись и обнаружив, что отделалась всего лишь парой синяков, она снова оглянулась на дом, силуэт которого казался мягким и загадочным в неярком лунном свете. Милый, милый дом в чудесном поместье Карлайсл! Когда-то все это принадлежало ее отцу Томасу Леверингу Бэскомбу, а не этому ублюдку, который женился на матери после того, как отец умер. Теперь поместье оказалось целиком в его власти.

Если повезет, ее не хватятся до самого утра. Но даже если он вдруг вспомнит и вернется, чтобы снова связать ей руки, что ж, тогда ее задача немного осложнится, только и всего.

По крайней мере Джорджи находится вдалеке от всего этого ужаса, где-то в Йорке, недоступная для ярости своего отчима, который наверняка придет в бешенство, как только станет ясно, что голубка вырвалась из клетки.